Природа режима

Невозможно бороться против современного российского капитализма, не понимая его внутреннего устройства и его движущих сил. Напротив, зная его слабые места, мы можем выработать тактику, которая приведет нас к победе.

[Source]

Российский капитализм — это монополистический капитализм. Промышленный и банковский капитал еще в 90-е слились в финансовый капитал — огромные корпорации, которые контролируют национальную экономику. Точно такая же ситуация существует сегодня во всех хоть сколько-нибудь развитых капиталистических странах. Но если мы посмотрим внимательно, то увидим, что при сходном экономическом базисе — надстройка — политическая система России и США, Южной Кореи и Франции, Турции и Греции, ФРГ и Китая отличается драматическим образом. Это не новый вопрос. Политологи отвечают на него ничего не значащими словами о «зрелости демократии» или национальном менталитете. Для нас — марксистов — представляется более естественным искать ответ в отношениях собственности на средства производства, рассматривая их в историческом развитии.

Буржуазное государство

Молодой капитализм, еще только выходя на историческую арену, зачастую больше полагается для защиты своих интересов на демократически организованное ополчение своего класса — национальную гвардию. На местном уровне репрессивные функции находятся в руках выборных шерифов и судей. Отсекая с помощью имущественного и других цензов пролетарские и полупролетарские элементы, буржуазия создает свое, пока еще «дешевое», государство. В качестве примера такого государственного устройства можно привести США до конца XIX века. Устойчивость такого государства возможна лишь при многочисленной мелкой и средней буржуазии.

Концентрация капитала неизбежно ведет к росту пролетарских и люмпен-пролетарских слоев в общей массе населения. Очевидно, что их представители менее всего склонны защищать собственность капиталистов от собственных бедняков или иностранных капиталистов. По крайней мере, добровольно и бесплатно. Любая зрелая эксплуататорская формация нуждается не только в группах вооруженных людей, но и в тюрьмах с тюремщиками, полиции, жандармерии и сыске, наконец, налоговой службе, которая вытрясает из граждан всех сословий деньги на содержание всего этого хозяйства. Армия теперь либо становится профессиональной — наемной, либо призывной, но и в том и в другом случае офицерский корпус состоит из профессионалов.

Истеблишмент

Здесь впервые возникает неловкий момент — буржуазия делегирует свои полномочия по защите своей собственности особой социальной группе — офицерству и чиновничеству. Откуда вербуются эти люди? Как обеспечивается их лояльность капиталу? Исходно это большей частью аристократы — выходцы интенсивно разлагающегося класса помещиков, но также и дети капиталистов, которые воспринимают допуск в военную и государственную элиту как честь. Выходцы из имущих классов, они связаны с капиталистами сходным образом жизни, образованием и родством.

Отметим, что эти, в значительной степени исторические, связи разрушаются по мере того, как капитализм все больше и больше демонстрирует свой паразитический характер. Дети представителей крупного капитала не слишком стремятся на военную или государственную службу. Постепенно через сито военных академий и элитных университетов в эти государственные институты проникает все больше выходцев из низших классов и национальных меньшинств, которых система, впрочем, на данный момент успешно ассимилирует.

Буржуазная демократия

В какой-то момент давление пролетариата заставляет буржуазию допустить его к выборам. С этого момента большая часть избирателей — это пролетарии, или в лучшем случае мелкая буржуазия города и деревни — самозанятые и крестьяне. Теперь на выборах всех уровней кандидаты нуждаются не только в голосах буржуазии; систематический обман избирателей является работой, которая требует много времени и ее не всегда удается совмещать с бизнесом. Политика становится профессией. Прежде всего речь идет о буржуазных партиях.

Буржуазные политики берут индивидуально или централизованно деньги у капиталистов, формируют из них избирательные фонды и, в случае победы на выборах, выступаю как лобби, действуя в интересах того или иного капиталиста и, заодно всего класса как целого. Главную роль в превращении денег спонсоров в голоса избирателей играют буржуазные СМИ и «политтехнологи». Разумеется, не оправдавший доверия капитала политик немедленно лишается финансирования, а значит и доступа к СМИ.

Идеальной для буржуазии является двухпартийная система в которой избиратели, разочарованные в антирабочей политике одной из буржуазных партий, голосуют за другую, а через несколько лет снова за первую. Такая система существует в США.

Если же в стране возникает массовая рабочая партия, то буржуазия оказывается перед необходимостью инкорпорировать ее руководителей в истеблишмент. Этому способствует многоступенчатая система буржуазной демократии, когда, проходя через местные и региональные парламенты, бывшие рабочие лидеры постепенно коррумпируются как непосредственно, так и косвенно, через установление столь полезных в классовом обществе «связей» внутри правящего класса и бюрократии.

Россия

Заметим, что истеблишмент как исторический, социальный и даже культурный феномен не существует в России. Конечно, можно позволить бывшему советскому генералу украсть и продать машины и материалы воинской части, расквартированной в Германии, рассчитывая на его лояльность. Но даже систематическое участие чиновников в приватизации не сформировало истеблишмент. Приватизируя предприятия, которыми они руководили, чиновники просто становились капиталистами, формируя новый капиталистический класс. Позже многие из них добровольно или под давлением нового поколения бюрократии продали свои активы в России и эмигрировали на Запад, пополнив там ряды инвесторов или рантье.

Здесь мы, также как на Западе, имеем смычку капитала и бюрократии, но это смычка другого рода — это процесс превращения чиновников в капиталистов, причем, что особенно важно, процесс, сплошь и рядом, насильственный, сопровождающийся частичной или полной экспроприацией отдельных капиталистов. Достаточно открыть любой номер «Новой газеты», чтобы ознакомиться с душещипательными историями о тяжелой жизни чрезмерно жадных бизнесменов в российских тюрьмах и колониях. Очевидно, что это связано с тем, что правящий класс не имеет никакой возможности контролировать высшую бюрократию. Как возникла такая ситуация?

Приватизация

В отличие от Восточной Европы, где капитуляция масс перед западным империализмом позволила приватизировать промышленность в интересах западных корпораций, в России основными бенефициарами приватизации стали директора предприятий, чиновники и партийные боссы более высокого уровня. Сталинская бюрократия, или, как ее еще называли, номенклатура, приватизировала заводы и фабрики в своих интересах. Меньшая часть собственности была распределена в ходе ваучерной приватизации среди работников этих же предприятий.

Возникла ситуация, когда чрезвычайная раздробленности капитала совершенно не соответствовала высокому уровню развития экономики. Например, «Аэрофлот» был разделен на несколько сотен региональных кампаний, большинство из которых имели 2-3 самолета. В условиях отсутствия свободного инвестиционного капитала и примитивности банковской системы стоимость активов непрерывно падала. Будущие олигархи скупали активы на деньги, полученные от продажи металлолома или финансовых пирамид, такая деятельность была невозможна без смычки с бюрократией. Наконец, ключевые активы были приватизированы в пользу олигархов в ходе залоговых аукционов на деньги, взятые в долг у государства.

«Семибанкирщина»

В последние годы правления Ельцина крупный капитал начал устанавливать контроль над политической системой страны. Олигархи использовали для этого разные методы: Гусинский через контроль нам СМИ, Ходорковский через классическое парламентское лобби (причем, во всех фракциях), Березовский через контроль над «силовиками» и региональные элиты. Проблема была в том, что банкиры буквально выгрызали государство изнутри, заставляя эмитировать ГКО под все большие и большие проценты.

В августе 1998 года это кончилось дефолтом. Обанкротив свои банки, олигархи «списали» свои долги перед государством, став еще богаче. По среднему бизнесу ударила потеря ликвидности на банковских счетах, вслед за рухнувшим рублем упал платежеспособный спрос, а за ним и малый бизнес. Это полностью подорвало поддержку ельцинского режима не только у рабочего класса, но и у массы буржуа. Нехотя Ельцин пошел на компромисс, признав правительство технократов Примакова-Маслюкова. Олигархи контролировали президента, который не контролировал правительство. Между тем олигархи нуждались в либеральном правительстве, которое позволило бы им последний шаг на пути превращения из бандитов с частными армиями и отрядами убийц в респектабельных миллиардеров — обменяться активами с западными корпорациями, гарантируя тем самым их неприкосновенность.

Переход власти к Путину

В этой ситуации Березовский и К⁰ разработали проект передачи власти «сильному» либералу. Березовский допустил ошибку, он не прочел написанную за год до этого кандидатскую диссертацию Путина. Путин действительно оказался либералом, но не как Пиночет, а как Чон Ду Хван. Это не было случайностью. Путин, как и другие офицеры ФСБ, видел, как хрупки отношения собственности в России, поэтому он понимал, что может играть более важную роль, чем марионетка в руках Березовского.

Здесь нет нужды останавливаться на том, как Березовскому и Путину удалось развязать «маленькую победоносную войну» в Чечне. Однако консолидация государства имела совершенно другие последствия, чем ожидали олигархи. Те из них, кто не согласился принять новые правила игры и либо полностью уйти из политики, либо точно следовать инструкциям Путина, были разгромлены, а их имущество конфисковано. Наиболее известным примером является Ходорковский и его «Юкос», однако такая же судьба постигла и многих других олигархов.

Госсектор и «ренационализация»

Корпорации, прежде всего связанные с добычей углеводородов, большей частью были возвращены под контроль государства. Госкорпорации и акционерные общества с участием государственного капитала (контрольный пакет, реже «золотая акция») действуют в условиях рынка. Формально в интересах акционеров, а фактически — в интересах топ-менеджмента, назначение которого находится в руках государства, а не миноритарных акционеров. Такая национализация не имеет ничего общего с плановой экономикой.

Государственная собственность служит здесь в первую очередь для прямого или опосредованного (например, через тарифы на электроэнергию для цветной металлургии или тарифы на железнодорожные перевозки) контроля над крупным частным капиталом. Лишь во вторую очередь это инструмент государственного управления экономикой, развития ее приоритетных направлений и так далее.

Бонапартизм

Ситуация, в которой правящий класс теряет контроль над государством, более того — попадает в зависимость от него, хорошо известна в истории. Понятие буржуазного бонапартизма было введено Марксом в работе «18 брюмера» для описания политического режима Второй империи во Франции, когда чиновники и губернаторы назначались императором, в парламентских же выборах участвовали официальные кандидаты от императора и кандидаты второго сорта. Правящий капиталистический класс сохранил собственность, но в защите своих интересов был вынужден полностью полагаться на императора.

Причиной установления бонапартистского режима стала неспособность буржуазии сохранить контроль над пролетариатом (и тем самым гарантировать неприкосновенность частной собственности) после победы революции 1848 года и краха цензовой буржуазной демократии Второй республики. Буржуазия молча согласилась с ограничением свободы агитации, собраний и клубов лишь постольку, поскольку понимала, что это единственный способ предотвратить переход власти в руки пролетариата в Париже и Лионе, где он составлял большинство населения.

Взяв на себя обязательство по сохранению классового мира, Луи Бонапарт сочетал политические репрессии против коммунистов с легализацией профсоюзов (во второй половине правления) и признанием за рабочими, впервые в новой истории, права на забастовки. Пытаясь предстать сильным политиком, император проводил активную внешнюю политику, венцом которой стала «маленькая победоносная война» с Пруссией, которая привела окончилась разгромом французской армии и Парижской Коммуной.

Базис и надстройка

Государство — инструмент в руках правящего класса. Это утверждение, несомненно, верно в глобальном масштабе. Однако если мы обратимся к истории классовых обществ, то обнаружим целые эпохи, когда государству, то есть бюрократии, удавалось подчинить себе правящий класс, парализовать его волю и управлять страной без его фактического участия. В качестве примера можно привести Позднюю Римскую империю, где сенат — демократический орган власти рабовладельческого класса — выполнял роль едва ли не шутов при императорах, которых ставила и смещала Преторианская гвардия; европейский абсолютизм с его «королем-солнцем», бюрократия которого встала над баронами, лишенными не только права собирать пошлины или судить и миловать, но даже — какой стыд — драться на дуэли! Если мы обратимся к истории XX века, то можем вспомнить Чан Кайши, который сочетал рыночную капиталистическую экономику с политической системой, в которой вся власть принадлежала партийной бюрократии Гоминьдана.

Бонапартистские режимы могут выглядеть предельно стабильными, однако за 146% политической поддержки неизбежно кроются внутренние противоречия. С одной стороны, это коррупция и прямой захват собственности чиновниками — ведь буржуазия не имеет другой возможности ограничить их произвол кроме как челобитными к «бонапарту». С другой,«бонапарт» выступает перед угнетенными классами политической фигурой, отвечающей за все. В отличие от либерального капитализма, вина не перекладывается на индивида, президент должен обеспечить если не благополучие, то хотя бы какие-то элементы социального государства. Если кончились пряники, то дальше приходится сидеть на штыках! В условиях длительного экономического роста бонапартистские режимы могут мирно перерождаться в либеральные демократии, но в условиях кризиса более вероятен коллапс.

И снова Путин

Мы видели, как крупный капитал призвал Путина, обнаружив, что после кризиса оказался в полной политической изоляции, окруженный озлобленными массами. Переключив внимание масс на Чечню, Путин стабилизировал политическую ситуацию, далее падение реальных зарплат при наличии старых производственных фондов привело к росту экономики. Помогла и дорожающая нефть. «Тучные» нулевые прервал мировой экономический кризис, который сильно ударил и по российской экономике.

С одной стороны, это привело к тому, что у мелкой и средней буржуазии появился сильный скепсис и разочарование Путиным. С другой, власть осознала, сколь зависима российская экономика от мирового рынка. Следствием этого стали массовые протесты 2011-12 годов и поиск Путиным новой социальной базы и еще одной «маленькой победоносной войны».

Крым и санкции

С точки зрения российского крупного капитала, потерявшего свои активы на Украине в 2004 году, аннексия Крыма была безумной авантюрой, результатом которой стали экономические санкции и стагнация экономики. Путин, вероятно, предвидел это, и своей политикой он смог убить сразу двух зайцев: во-первых, вернуть себе массовую поддержку россиян, испуганных Майданом и воодушевленных крымским референдумом, и во-вторых — начать репатриацию капитала в Россию и в условиях санкций, которые ограничили доступ к дешевому иностранному капиталу, установить контроль над последними крупными независимыми корпорациями в ритейле (например, «Магнит») и связи (Tele2).

Рост социальной базы режима вылился в создание целого ряда массовых движений в поддержку президента, но видно, что он не стремится использовать эти движения даже на 10% их возможностей. Путин не стремится создавать вооруженные отряды своих сторонников, предпочитая укреплять Росгвардию.

Бонапартизм и фашизм

Как указывал Троцкий, фашизм начинается как массовое протестное движение мелкой буржуазии. В условиях кризиса она оказывается зажата между революционно настроенным пролетариатом и крупным капиталом и ищет радикальный выход в создании фашистских банд, вовлекая туда большей частью люмпен-пролетариат. Не имея возможность прийти к власти самостоятельно, она ищет возможность пойти на сделку с крупным капиталом. Для последних это крайняя мера; покуда это возможно, крупный капитал стремится ограничиться классическим бонапартизмом Папена-Шлейхера и лишь в безнадежной ситуации коммунистической угрозы подвергает себя риску оказаться в зависимости от фашистских штурмовых отрядов. В своей последней статье Троцкий объяснял, что, хотя фашизм имеет в себе элементы бонапартизма, он никак не может быть сведен только к нему.

То, что Путин рассматривает сегодня в качестве инструмента подавления возможного движения рабочего класса Росгвардию, а не НОД, роднит его режим со Шлейхеровским, а никак не с фашистским. Массовое движение рабочего класса еще не поставило ребром вопрос о власти и Путин еще вполне может полагаться на машину буржуазного государства.

Пауки в банке

Так что же угрожает режиму? Прежде всего «ментовские» войны — то есть межведомственная и межклановая борьба на фоне сокращение «кормовой базы». Среднего бизнеса все меньше — брать взятки все труднее. Попытки же брать «не по чину» заканчиваются нынче в каталажке. Новые колонии для «сотрудников» открывают каждый год, а мест все равно не хватает. Особенно сложно в таких условиях выпестовать преемника Путина и осуществить переход власти.

Потребность в приемнике может возникнуть по разным причинам: еще одна маленькая война может оказаться не победоносной, коллапс экономики, проблемы с президентским здоровьем. Именно поэтому российская «реальная» политика концентрируется не на Путине, а на фигуре его возможного преемника. Именно здесь идет война компромата и создаются коалиции.

Рабочий класс

Мировая экономика движется к очередному кризису, который немедленно приведет к падению цен на нефть и кризису российской экономики. Рост безработицы и падение уровня жизни выведут на улицы прежде всего жителей российской глубинки, но за месяцы движение достигнет и индустриальных центров. Не имея никакой поддержки снизу, режим будет вынужден опираться на грубую силу, то есть на Росгвардию.

Не только каждый офицер, но и каждый рядовой будет поставлен перед необходимостью выбора. В этот момент с неизбежностью проявится то, о чем мы писали выше — отсутствие в России спайки офицерского корпуса с буржуазией. Единственное необходимое условие для этого — это должно быть движение рабочего класса, социально и культурно близких солдатам масс, готовых при этом идти до конца на пути к социальной революции.