Революция в Латинской Америке: уроки «Красного октября» Share TweetОктябрь 2019 года ознаменовался целым рядом бунтов и восстаний в Латинской Америке. Со второго по 14 октября в Эквадоре произошло грандиозное восстание рабочих и коренных обитателей страны (индейцев) против введения правительством Ленина Морено пакета мер в области экономики, навязанного МВФ. Затем последовал взрыв народного гнева в Чили, началом которого можно считать 18 октября — в момент написания этих строк1, оно по-прежнему продолжается, хотя и с меньшей интенсивностью.[Source]Речь здесь идет не просто о протестных движениях, выдвигающих те или иные требования, но о чем-то гораздо большем. Эти движения, в своем стремлении достичь своих целей, опираются на прямое действие: их не удалось запугать репрессиями, они бросили вызов не только тем или иным решениям правительства, но правительству как таковому и даже всему существующему положению вещей. Ими были предприняты попытки создать зародыши органов рабочей власти и даже массовые организации самообороны для противодействия репрессиям. Мы имеем дело с бунтами и восстаниями, имеющими революционные черты.Более того, эти движения не ограничиваются отдельной страной, за короткий промежуток времени они распространились из одной страны в другую. Отметим громадное движение в Пуэрто-Рико, которое в течение 10 дней в июле 2019 года сумело вывести на улицы сотни тысяч людей и, в конце концов, привело к отставке ненавистного губернатора Росселло. Это тем более важно, что официально Пуэрто-Рико является территорией Соединенных Штатов.Особо следует отметить революционное движение в Гаити, которое сотрясало эту страну в Карибском бассейне на протяжении почти одиннадцати месяцев. Начиная с февраля 2019 года, сотни тысяч людей вышли на улицы, принимая участие в массовых демонстрациях, всеобщих забастовках, бойкотах и столкновениях с полицией, выражая тем самым свой протест против коррупции марионеточного правительства Жовенеля Моиза; против репрессий, нищеты и империалистического вмешательства. Конечные цифры неизвестны, но не менее 40 человек были убиты в ходе государственных репрессий в период с сентября по ноябрь.Необходимо отметить, что вслед за вспышкой протестов в Чили последовала общенациональная забастовка 21 ноября в Колумбии, — несмотря на планировавшийся однодневный протест, мобилизация продолжилась и в последующие дни, что знаменует собой поворотный момент в рабочей и социальной борьбе в этой стране. В Колумбии, опять же, это было не просто еще одно движение протеста, но всеобъемлющий вызов режиму, продолжающийся и по сей день.Все эти движения в Латинской Америке, хотя и имеют свои отличительные черты, являются лишь частью более широкого международного процесса, включающего в себя революции в Судане и Алжире, революционные и массовые движения в Гонконге, Ливане, Ираке и даже в Иране, имевшие место в течение 2019 года. Протесты в Каталонии в октябре 2019 года также были частью той же волны. Во всех случаях мы наблюдали некоторые общие черты: жесткие государственные репрессии, способность масс держать удар, постановка под вопрос существование режима в целом, дискредитация традиционных организаций и сильный элемент стихийности.К этим факторам мы должны также добавить весьма заметную роль молодежи, находившейся на переднем крае борьбы — прежде всего, в столкновениях с полицией. Эти молодые люди относятся к числу тех, кто вступил в сознательную политическую жизнь в разгар великой капиталистической рецессии 2008 года. Капитализм не предоставляет им никаких перспектив и обрекает этих молодых людей на нестабильную и неквалифицированную занятость. Осознав, что находятся в тупике, они отреагировали яростью.Миф «консервативной волны»В случае Латинской Америки «Красный октябрь» 2019 года стал последним гвоздем, забитым в гроб теории «консервативной волны» и «смерти левых», которую буржуазные комментаторы, а также многие ученые и представители левацких организаций, шумно обсуждали в последний период.В марте 2016 года мексиканский политик Хорхе Кастанеда, прошедший путь от члена Коммунистической партии до министра в реакционном правительстве Висенте Фокса Кесада, опубликовал в «Нью-Йорк таймс» колонку под заголовком «Смерть латиноамериканских левых»2. Основываясь на электоральных поражениях киршнеризма в Аргентине и PSUV в Венесуэле, Кастанеда провозгласил «смерть» (обратите внимание, он писал не об упадке, не об отступлении, а именно о смерти) латиноамериканских левых.В Бразилии уже в октябре 2014 года лидер Движения бездомных трудящихся (MTST) Гильерме Булос говорил о «консервативной волне» в авторской колонке в Folha de São Paulo. Его идеи, которые позаимствовали у него другие левые комментаторы, состояли в том, что в Латинской Америке мы наблюдаем смещение электората вправо. Некоторые даже указали причины этого: «прогрессивные правительства» повысили уровень жизни масс, вывели большие слои населения из нищеты, и теперь, когда они стали «средним классом», их сознание изменилось и они начали голосовать за правые партии. Теория эта, сколь простая, столь и ошибочная, имела также побочную цель — переложить вину за неудачи на массы и освободить руководство от любой ответственности.Как мы уже неоднократно объясняли ранее, мы не наблюдали консервативной волны в Латинской Америке, а сообщения о смерти левых тогда «были сильно преувеличены». Это правда, что за короткий промежуток времени мы видели поражение киршнеризма на аргентинских выборах в ноябре 2015 года, поражение PSUV на выборах в Национальное собрание Венесуэлы в декабре 2015 года, поражение Эво Моралеса на конституционном референдуме в Боливии в феврале 2016 года, импичмент крайне непопулярной Дилмы Русеф в 2016 году и т. д. Все эти явления не случайны и требуют объяснения.«Прогрессивные правительства»Прежде всего нужно уточнить, что нельзя валить в одну кучу все т. н. «прогрессивные правительства». Приход Эво Моралеса к власти стал побочным продуктом двух революционных восстаний (в 2003 и 2005 годах), в которых рабочий класс мог прийти к власти, но не сделал этого из-за отсутствия руководства. MAS3 смогло извлечь выгоду из этого движения, и получив власть поспособствовало восстановлению легитимности буржуазных учреждений.Нечто подобное можно сказать и о киршнеризме в Аргентине, пришедшим к власти после революционного подъема в декабре 2001 года. Аргентинцы поставили под сомнение все институты буржуазной демократии, выступив с призывом «выгнать их всех», и за короткий период успев одно за другим низложить несколько правительств. Киршнеризм сумел положить конец этому открытому революционному кризису и восстановить легитимность тех же самых институтов.То же самое произошло в Эквадоре, где «гражданская революция» Корреа победила на выборах после серии восстаний, свергнувших правительства «сумасшедших» Букарама (1997), Джамиля Махуада (2000) и Лусио Гутьерреса (2005). И вновь, конец революционному кризису положил буржуазный парламентаризм.Боливарианская революция в Венесуэле отличалась от этих процессов в том смысле, что из всех них она была наиболее успешной в деле разрыва с капиталистическим режимом, хотя и она никогда не шла до конца. Выборы Чавеса в 1998 году и отражение попытки государственного переворота 2002 года привели к радикализации революционного процесса, который начался еще раньше, что привело движение к границам капиталистической системы. Имело место фабрично-оккупационное движение (при поддержке Чавеса), опыт рабочего контроля (при поддержке Чавеса), аграрную реформу и создание коммун (при поддержке Чавеса)… В общем, наблюдался процесс радикализации, при котором массы и президент опирались друг на друга, процесс, который столкнулся с ожесточенным сопротивлением бюрократии и реформистов, что заставило самого Чавеса говорить о необходимости социализма и упразднения буржуазного государстваПравда, однако, состоит в том, что все эти правительства имели общие черты. Все они извлекали выгоду из длительного периода роста цен на нефть, минеральные ресурсы и товары сельскохозяйственного экспорта. На этой основе они могли финансировать значительные расходы на социальные нужды, что реально улучшило условия жизни масс.Главным образом благодаря экономическому росту в Китае, цены на сырье неуклонно росли в период с 2003-2010 гг. Цена на нефть выросла с менее чем $30 за баррель до более чем $100. Цена на природный газ, составлявшая около $3 за млн. БТЕ4 выросла до $8-18 за млн. БТЕ. Цена на соевые бобы выросла с минимума в $4 за бушель до пиковых $17. Медь подорожала с $3500 за тонну до невероятной цены почти в $33000. Цинк от $750 за метрическую тонну достиг максимума в $4600.Все эти правительства пользовались выгодами длительного периода относительной стабилизации из-за двух ключевых взаимосвязанных факторов. С одной стороны, имелось сильное массовое движение рабочих и крестьян, которых правящий класс не смог победить в прямом противостоянии. Попытки переворота в Венесуэле (2002 г.), Боливии (2008 г.) и Эквадоре (2010 г.) потерпели поражение благодаря мобилизации масс. С другой стороны, высокие цены на сырье, обозначенные выше, поддерживали иллюзию того, что важные социальные программы, которые приносили пользу миллионам людей, могли быть осуществлены без прямого прорыва за границы капиталистической системы.Конец эпохи высокого спроса на сырье поверг регион в рецессию 2014-2015 годов и положил конец этим иллюзиям. Это и стало основной экономической причиной поражений левых сил на выборах, о которых мы упоминали ранее. Окончание экономического роста также сделало более наглядными негативные черты этих правительств. Бюрократические методы в массовых организациях, ослабление движений, уступки буржуазии, империализму и транснациональным корпорациям и т. д.В этой ситуации неправильно говорить, что массы рабочего класса повернули направо и стали голосовать за реакционные партии. На самом деле наблюдался рост апатии, скептицизма и воздержания от голосований того самого электората, который удерживал эти правительства у власти. Последние продолжали говорить о «социализме XXI века», «гражданской революции», «процессе перемен» и т. д., но с течением времени пропасть между пышными фразами и реальностью становилась все больше.Буржуазия, которая никогда не могла смириться с существованием этих правительств, прежде всего из-за того, что в представлениях масс они были неразрывно связаны с революционными процессами, которые, пусть и непрямым путем, привели эти правительства к власти, решила, что пора перейти в наступление. Она хотела вновь получить непосредственный контроль над политической властью через своих прямых представителей для проведения открытой политики реформ и наступления на положение рабочего класса.Однако совершенно неверно говорить о наступлении «консервативной волны». Избранные в этот период новые реакционные правительства не имеют прочной поддержки в массах. Они пришли к власти либо незначительным большинством либо с помощью махинаций (как в случае с Лениным Морено). Лишь только они начали реализовывать свои программы наступления на положение рабочего класса — программы, необходимые буржуазии, для того чтобы заставить рабочих заплатить за кризис — они столкнулись с массовой мобилизацией. Эти правительства, опирающиеся на мифический правом повороте масс, чрезвычайно нестабильны и стоят под угрозой новых революционных кризисов, подобных тем, что мы видели в начале века.Возможно, наиболее показательным здесь является ситуация с правительством Макри в Аргентине. Когда в декабре 2017 года Макри попытался начать наступление на систему пенсионного обеспечения, то столкнулся с огромной волной протестов и противодействием, которое заставило его отказаться от идеи этой антирабочей реформы. Правительство Макри столкнулось с пятью всеобщими забастовками, и если бы не выборы в октябре 2019 года, вполне возможно, что оно было бы свергнуто революционным восстанием. Лидеры профсоюзов и киршнеристы были использованы в полной мере для предотвращения подобного исхода, перенаправив все недовольство в электоральное русло. На «консервативную волну» это совсем не похоже.Даже в Бразилии, где правящий класс потерял непосредственный контроль над ситуацией после импичмента Дилмы и избрания (с большим перевесом) реакционного демагога Болсонаро, правящий класс не получил прочной основы для политики открытого наступления на права трудящихся. Приход к власти Болсонаро не является «победой фашизма», как думают многие левые. Очевидно мы имеем здесь реакционное и глубоко антирабочее и антидемократическое правительство. Но это не сильное правительство, опирающееся на взбешенную массу мелкой буржуазии и физическое подавление рабочих организаций. Напротив, через несколько месяцев после своего избрания Болсонаро столкнулся с огромной стихийной мобилизацией сотен тысяч людей во главе со студенческой молодежью, и со всеобщей забастовкой миллионов людей в защиту своих пенсионных прав. Движение это потерпело поражение из-за той ужасной роли, которое сыграло профсоюзное руководство, но показало реально существующие у масс возможности. Внутренне разделенное правительство, испытавшее резкое падение своего рейтинга, столкнулось с движением, которое всего через несколько месяцев после избрания правительства уже подняло на знамя лозунг «Больсонаро, вон!».Такова подлинная ситуация, в которой находится Латинская Америка со всеми своими национальными различиями и особенностями. Да, это конец определенной эпохи. Но о какой-либо консервативной волне речи быть не может. Иллюзия того, что можно управлять слабым и зависимым латиноамериканским капитализмом при одновременном предоставлении социальных реформ, исчезла. Мы вступили в фазу обострения классовой борьбы, жестокого наступления на уровень жизни масс и, как следствие, массовых мобилизаций и даже революционных вспышек, подобных тем, что мы наблюдали в последние месяцы.Революционные чертыНеобходимо проанализировать эти выступления, изучить их наиболее существенные особенности и сделать из этого необходимые выводы. Нет сомнений в том, что и в Эквадоре, и в Чили мы наблюдаем важные повстанческие и революционные черты.Что такое революция? В своем вступлении к «Истории русской революции» Лев Троцкий писал:«Наиболее бесспорной чертой революции является прямое вмешательство масс в исторические события. В обычное время государство, монархическое, как и демократическое, возвышается над нацией; историю вершат специалисты этого дела: монархи, министры, бюрократы, парламентарии, журналисты. Но в те поворотные моменты, когда старый порядок становится дальше невыносимым для масс, они ломают перегородки, отделяющие их от политической арены, опрокидывают своих традиционных представителей и создают своим вмешательством исходную позицию для нового режима. […] История революции есть для нас прежде всего история насильственного вторжения масс в область управления их собственными судьбами». 5Ленин, в 1915 г., также делал попытку обозначить симптомы революционной ситуации:«Каковы, вообще говоря, признаки революционной ситуации? Мы наверное не ошибемся, если укажем следующие три главные признака: 1) Невозможность для господствующих классов сохранить в неизмененном виде свое господство; тот или иной кризис «верхов», кризис политики господствующего класса, создающий трещину, в которую прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов. Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы не хотели», а требуется еще, чтобы «верхи не могли» жить по-старому. 2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов, 3) Значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс, в «мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами», к самостоятельному историческому выступлению». 6ЭквадорВ случае октябрьского восстания в Эквадоре мы можем четко различить революционные черты. Причиной социального взрыва стал пакет мер экономического и социального характера, продвигаемых Лениным Морено. Когда массы вышли на сцену, правительство попыталось подавить движение сочетанием жестоких репрессий (включавших чрезвычайное положение и комендантский час) и уступок (отзыв указа о об отмене топливных субсидий произошел в течение всего нескольких дней). Но это не сработало. Напротив, в данной ситуации репрессии только стимулировали дальнейшее движение масс. Весь их накопленный ими гнев прорвался на поверхность.Тогда большой рост получили нарождающиеся элементы двоевластия. Мобилизованные массы бросили вызов власти буржуазных институтов и защищающих их группам вооруженных людей.Правительство объявило чрезвычайное положение, на которое CONAIE7, игравшее центральную роль в руководстве движением, ответило объявление своего собственного «чрезвычайного положения», согласно которому ни полиция, ни армия не допускались в местные сообщества. И это не было не простым заявлением, но было осуществлено на практике. В некоторых населенных пунктах элитные подразделения армии и полиции задерживались местными жителями и не могли уйти, кроме как после переговоров с лидерами общин.В нескольких провинциях также произошли захваты правительственных зданий. Говоря другими словами, организованный народ бросил вызов правительству и захватил его учреждения. В разгар восстания правительство Морено было почти физически принуждено покинуть правительственный дворец в столице Кито, чтобы найти убежище в Гуаякиле. Помимо этого мобилизованные массы ненадолго захватили здание национального собрания с идеей создания Народного собрания — собственного органа власти, противостоящего власти буржуазии.Определенно, что те тысячи, что шли из провинций в столицу, желали не только вступить в диалог с правительством, но и настойчиво потребовать выполнения своих требований. Позднее, когда жестокие репрессии уже привели к гибели более десятка человек, они потребовали свержения правительства. Центральный лозунг десятков тысяч на улицах был: «Морено прочь!»Мобилизованные массы не только создали, пусть в зародыше, свои собственные органы власти, но и в ходе столкновений с силами репрессий образовали свои собственные организации самообороны в форме гвардии коренных жителей или народной гвардии. Вооруженная примитивными щитами, рогатками и самодельными метательными орудиями, гвардия отвечала за защиту протестующих от репрессий, отражала атаки полиции и позволяла протестующим продвигаться вперед. Также гвардия, так или иначе, находилась под контролем территориальных организаций, в частности, CONAIE.Кроме того, во время восстания в Эквадоре мы видели признаки раскола в репрессивном аппарате буржуазного государства — еще одну черту революционной ситуации. Столкнувшись с непреодолимой силой движения, некоторые части полиции и армии отказались действовать против протестующих. Это произошло, когда правительство отправило армию для демонтажа заграждений, построенных участниками протестов в первые дни восстания. В некоторых провинциях солдаты вместо того, чтобы подавлять движение, лишь сопровождали шедших к столице протестующих. Даже в Гуаякиле, в разгар движения, произошла драка между солдатами и полицией, когда первые попытались помешать вторым напасть на группу протестующих.Важно отметить, что попытки правительства мобилизовать силы реакции на улицах, чтобы противостоять движению, полностью провалились. Даже в Гуаякиле, традиционном оплоте олигархии, они не смогли мобилизовать реакционную мелкую буржуазию сколь-нибудь существенным образом. Попытка организовать вооруженную демонстрацию мелких лавочников, чтобы противостоять «индейскому восстанию», потерпела неудачу.Таким образом, образовались два четко очерченных лагеря. С одной стороны: рабочие, беднота из коренных народов, крестьяне, студенты и молодежь из рабочего класса. С другой стороны: правительство Ленина Морено во всем поддерживающее политику империализма США, МВФ, капиталистическая олигархия Эквадора и все ее политические представители (Нобоа, Небот, Махуад и т. д.). И все же массы были в наступлении, а правительство отступало.10 октября в Доме Культуры Кито прошло экстренно созванное Народное собрание. Находившееся там движение, которое до того захватило и разоружило группу полицейских, вынудило государство передать тела нескольких убитых в результате репрессий, транслировать собрание в прямом эфире по всей стране и поставило перед собой цель идти к Национальному собранию, с целью организовать там Народное собрание. Тогда мы имели ситуация двоевластия. Возникал вопрос — кто правит страной, Ленин Морено или CONAIE?И все же два дня спустя революционный кризис разрешился путем переговоров с правительством, уходом масс с улиц и восстановлением буржуазного порядка. Что пошло не так? Что было упущено?Не хватало главным образом революционного руководства, способного выполнить поставленные задачи. Несмотря на то, что CONAIE подняло вопрос о власти и выдвинуло идею Народного Собрания, руководство этой организации никогда не выдвигало лозунга «Морено прочь» и уделяло особое внимание лишь требованию отзыва пакета МВФ. На митинге в Дома культуры требование отставки министров, ответственных за репрессии, и требование отзыва указа, отменяющего субсидии на топливо были выдвинуты в качестве предварительных условий начала каких-либо переговоров. В конце концов, переговоры велись без условий, те министры все еще находятся на своих постах, и никто не взял на себя ответственность за убитых в ходе репрессий. Единственное, что было достигнуто — отзыв декрета об отмене топливных субсидий. Именно на этой основе и произошла демобилизация масс.Столкнувшись с обвинением в адрес CONAIE, выдвинутые правительством и СМИ, о том, те хотят свергнуть правительство и, следовательно, «играют в корреистскую игру» (от имени оппозиционного политика Рафаэля Корреа), лидеры CONAIE ответили, что это неправда, и что они продолжат прикладывать все усилия, чтобы гарантировать устойчивость правительства.В этом вопросе сектантская позиция руководства CONAIE по отношению к корреизму сыграла важную роль. В период правительства Корреа существовали разногласия и конфликты между крестьянско-индейским руководством и правительством, а также между правительством и различными рабочими организациями. В некоторых случаях, без сомнения, государственная политика была неправильной и противоречила интересам рабочего класса. Однако в нескольких случаях это подталкивало руководство CONAIE (а также руководство некоторых рабочих организаций и левых) к поддержке Морено и реакционных сил против правительства Корреа, что было совершенно недопустимо.На обвинения в том, что они корреисты и хотят свергнуть правительство, руководство CONAIE должно было ответить так: «Мы не корреисты, но любого, кто выступает против этого правительства мы приветствуем в этой борьбе. И да, если правительство не отзовет пакет антирабочих мер, народ реализует волю большинства — свергнет Морено и установит рабочее правительство». Но руководство CONAIE не рассматривало революционную перспективу и в конце концов, начало защищаться от обвинений в намерении свергнуть правительство, заявляя о намерении не допустить его падения, в то время как оно висело на волоске. Другими словами, то, чего недоставало так это субъективного фактора.Конечно, за столом переговоров правительство раздавало щедрые обещания: у него не было выбора, в противном случае оно было бы свергнуто. И тем не менее, гарантировало оно совсем немного — только отзыв указа. Больше всего ему хотелось чтобы массы ушли с улиц, где они сильны и представляют угрозу его власти, и вернулись в свои дома, где они изолированы и слабы.C окончанием мобилизации, правительство понемногу начало восстанавливать свои позиции и преследовать лидеров, которые совсем недавно его спасли. В нескольких провинциях лидерам CONAIE были предъявлены обвинения в мятеже. Оппозиционные политики получили тюремные сроки. Этого следовало ожидать.История, однако, на этом не заканчивается. Рано или поздно правительство Морено вновь перейдет в наступление. Кризис капитализма, и та роль, которую играет в этом процессе Эквадор, не оставляет альтернатив. Рекомендации МВФ по-прежнему лежат на столе, и если нет урезания субсидий на топливо, ничто не гарантирует сокращений в любых других областях. Однажды это вызовет к жизни новое движение и новое восстание. Текущая задача — вынести для себя необходимые уроки и подготовить руководство, способное справиться с существующими проблемами.ЧилиЧилийский взрыв, начавшийся в октябре, имеет чрезвычайную важность. Эта страна считалась «моделью успеха неолиберализма» и «оазисом социального мира» на континенте, сотрясаемом революцией. И именно в этой стране совсем недавно произошел крупнейший революционный взрыв за последний период. За витриной мира и социальной стабильности стояло общество крайнего неравенства и огромной концентрации богатств на его верхушке, достигнутое за счет эксплуатации большинства народа. Чилийский «успех» был основан на политике приватизации, отнятии прав и гарантий, которые началась еще при диктатуре, но продолжалась в течение многих лет так называемого «переходного перехода».Подобная ситуация вызвала аккумуляцию недовольства, выражением чего стал целый ряд массовых движений, начиная с учащейся молодежи. Этот момент подробно объясняется в статье Карлоса Серпы в этом же номере America Socialista. В частности, сложившаяся ситуация вызвала глубокий кризис легитимности всего режима, включая «левоцентристские» партии из коалиции Concertación, которые управляли страной в течение 20 лет.Данный кризис легитимности режима, который усугубился из-за реакции этого режима на революционное восстание, является тем, что питает и поддерживает протестное движение. Глубина его такова, что режим не смог восстановить равновесие ни жестокими репрессиями (тысячи задержанных и раненых, сотни из них с травмами глаз; имели место систематические нарушения прав человека), ни явными уступками (в ход пошла даже уловка с Учредительным собранием).Одним из лозунгов восстания было: «Это не 30 песо, это 30 лет». Он верно отражал корни движения и его характер, бросающий вызов всей системе.Результаты недавнего опроса общественного мнения8, опубликованные в январе, ясно отражают это мнение. Согласно опросу, 47% чилийцев считают, что демократия в Чили работает плохо или очень плохо, и лишь 6% считают, что она работает хорошо или очень хорошо. Отвечая на вопрос о различных учреждениях, процент тех, кто сказал, что у них много или достаточно уверенности в них, был очень мал — во многом такое снижение стало результатом развернувшегося движения. По сравнению с 2015 годом значительно упало доверие к таким учреждениям как ненавистные многими карабинеры (с 57 до 17%) и вооруженные силы (с 50 до 24%), телевидение (с 24 до 8%) и газеты (с 25 до 11%), а также католическая церковь (с 31 до 14%). Другими словами, репрессивный и идеологический аппараты буржуазного государства полностью дискредитировали себя.С другой стороны, доверие к политическим учреждениям буржуазной демократии , которые уже и до того были весьма дискредитированы, упало до исторического минимума. Доверие к правительству снизилось с 15 до 5%, к Конгрессу — с 6 до 3%, а к политическим партиям с 6 % (два года назад) до 3 процентов в настоящее время. Десять лет назад 42% населения идентифицировали себя с какой-либо политической партией или сочувствовали ей. Сейчас эта цифра составляет всего 14%.Взрыв, который, как мы знаем, начался с почти случайной искры — повышения тарифов на метро в Сантьяго — превратился в стихийное восстание против режима в целом, став выражением накопленной ярости, сметающий все на своем пути.Центральным лозунгом в Чили был «Долой убийцу Пиньеру». Несмотря на то, что движение масс выдвинуло ряд частных требований (зарплаты, пенсии, медицина, образование), оно было направлено против режима в целом, и даже более того, против всей системы.С самого начала мы видели появление органов, через которые массы пытались организоваться, и которые могли стать органами двоевластия. Территориальные собрания и самосозданные cabildos9, возникшие в кварталах больших городов в первые дни восстания, даже приняли меры для защиты малых предприятий от грабежей, меры по организации поставок, возрождая тем самым революционные традиции 1970-х годов.В период борьбы возникали также и организации самообороны. Спонтанно, из насущной необходимости, обучаясь на собственном опыте, действующая на передовой молодежь образовала Primera Línea («Фестлайн»). Как и Гвардия коренного народа в Эквадоре, «Фестлайн» (под этим или другим именем) защищала движение против репрессий, с помощью примитивных, но все более совершенствовавшихся орудий, сталкивалась с полицейской жестокостью и охраняла возможность демонстраций на площади Plaza Italia, ныне переименованную в Plaza Dignidad. Правительство в ходе длившегося неделями сражения не смогло вернуть контроль над улицами и одержать победу. «Фестлайн» поддерживалась второй, третьей и четвертыми линиями, которые отвечали за оказание медпомощи, доставку снарядов и прочего.В Антофагасте по инициативе Педагогического колледжа (его профсоюза) и других организаций, которые координировали борьбу, был создан Комитет по чрезвычайным ситуациям и защите, который отвечал за самооборону и медицинскую помощь пострадавшим в результате репрессий.Также в Чили мы наблюдали, хотя и в зачаточной стадии, элементы раскола в силовых органах. Случай с солдатом, который отказался от мобилизации в Сантьяго для подавления движения, является самым известным, но нет никаких сомнений в том, что были и другие, и что этот эпизод отражал распространенные настроения среди рядовых военнослужащих. Несомненно, этот фактор вынудил Пиньеру увести армию с улиц и предоставить работу карабинерам — институту, унаследованному непосредственно из диктатуры Пиночета без каких-либо чисток, и обученному выполнять самые жестокие репрессивные действия.Правительство действительно приперли к стенке. Ни армия на улицах, ни жестокие репрессии не остановили движение. Даже анонсирование уступок и социальных мер не могло погасить протесты. Рейтинг правительства был на историческом минимуме в ноябре, и находился в свободном падении. Подавляющее большинство населения поддержало протесты, и очень большой процент участвовал либо в маршах, либо в cacerolazos10. Всеобщая забастовка, к которой призвал бы Social Unit, могла стать поворотным моментом.Более того, все попытки режима попытаться мобилизовать свою социальную базу и возвратить себе инициативу, используя, к примеру, осуждение «грабежей» и «насилия», потерпели неудачу. Фактически большинство избирателей правых партий заявили о своей поддержке маршей.Однако правительство остается у власти. Кто его спас? Во-первых, оппозиция спасла его, подписав Соглашение о мире и новой Конституции. Во-вторых, это было сделано благодаря ограниченности профсоюзных лидеров, которые никогда даже не ставили перед собой задачу свержения буржуазного правительства.В этом процессе роль Frente Amplio11 была очень важна. FA представляло собой, хотя и в искаженном виде, политическое выражение масштабных волн студенческого протеста в 2011 и 2013 годах. Оно стало весомым фактором в национальной политике, который, так или иначе, представлял собой оппозицию существованию исключительно двухпартийной системы в переходный период. В решающий момент его главные лидеры спасли правительство Пиньеры. В частности, Борич сыграл решающую роль, ведя переговоры с правыми партиями и следя за тем, чтобы подавляющее большинство парламентских сил поддержали Национальное Соглашение.Соглашение, конечно же, было ловушкой. С учетом чрезвычайной популярности внутри движения требования новой конституции, его заключение фактически стало попыткой перенаправить восстание против режима в безопасное русло буржуазного конституционализма, очень ограниченного и контролируемого типа. В то время как правительство было загнано в угол и все учреждения буржуазной демократии были в огромной степени дискредитированы, это дало возможность придать им новую легитимность.Вопрос об Учредительном собранииТот факт, что Конституция 1980 года, написанная при диктатуре, все еще действует в Чили, является наглядным примером того фарса, что представлял из себя так называемый переход к демократии. Это был спущенный сверху пакт, предназначенный для предотвращения восстания снизу, который оставил всю систему капитализма неприкосновенными и слуг диктатуры безнаказанными.Однако выступление было вызвано не потребностью в изменении клочка бумаги, а борьбой за повышение зарплат, за достойные пенсии, за достойное образование, медицину и т.д. Об этом говорят все опросы общественного мнения за последние месяцы. К примеру, опрос CEP дал на вопрос «Каковы три проблемы, к решению которых правительство должно приложить наибольшие усилия?» следующий ответ: пенсии — 64%, здравоохранение — 46%, образование — 38%, зарплаты — 27%. Конституционная реформа оказалась лишь на одиннадцатом месте с 11%.Мы должны ясно понимать вопрос, ставший центральным в Чили — мобилизованные массы видят в Учредительном собрании механизм достижения полномасштабных изменений. Оно стало выражением противостояния всему режиму.Но долг революционеров — говорить правду. Изменения в Конституции не могут решить проблемы пенсий, медицины и низких зарплат… Любая, даже самая демократическая буржуазная конституция будет оставаться правовым основанием для защиты частной собственности на средства производства. Проблема Чили не в том, что там нет демократии. Существуют выборы, на которых избираются депутаты и сенаторы. Конечно, чилийская избирательная система не в полной мере демократична, даже с точки зрения формальной буржуазной демократии. Но основная проблема, спровоцировавшая восстание против всего статус-кво — не отсутствие формальной демократии, а материальные трудности, испытываемые большинством, а именно рабочим классом. Она будет решена не какими-то депутатами, собравшимися в помещении для того, чтобы подготовить новую Конституцию, а экспроприацией правящего класса и передачей его материальных ресурсов в руки рабочего класса для демократического планирования всей экономики в пользу большинства.Как мы указывали с самого начала, опасность лозунга Учредительного собрания в том, что он может быть использован режимом для отвлечения движения, подобно аналогичным попыткам с Мирным соглашением.Значит ли это, что марксисты принципиально отвергают демократические требования? Вовсе нет. Мы выступаем за широчайшие демократические права, против репрессивных законов и конечно против фарса под названием «Конституция 1980-го года», за то, чтобы рабочий класс воспользовался этими демократическими правами для организации и борьбы против капиталистической системы. Однако мы должны предостерегать от каких бы то ни было иллюзий о том, что-де новая конституция решит хоть какие-то из вопросов, поднятых восстанием.Испанский «транзит» привел к конституции хоть и очень ограниченной во многих отношениях (монархия, отрицание права на самоопределение и т.д.), но содержащей красивые слова о правах на жилье, медицину, образование, работу… Однако в рамках капиталистической системы, охваченной кризисом, все эти обещания не стоят и бумаги, на которой они написаны. Сотни тысяч людей выселяют из их домов, воплощаются меры жесткой экономии в медицине и образовании, и более 90% новых рабочих мест создаются в прекарных сферах труда.Кроме того, в ситуации, когда всерьез предлагались свержение правительства и удары по всему режиму, лозунг Учредительного собрания в действительности был отвлекающим маневром. Фактически, созыв Учредительного собрания предлагалось осуществить полностью дискредитированным и нелегитимным буржуазно-демократически институтам. Все, к чему это могло привести — ровно то же самое, к чему привело Мирное соглашение, то есть к полностью управляемому конституционному фарсу.Утвержденная Учредительная конвенция, как известно, строго ограничена сводом правил, намеренно составленных так, чтобы предотвратить любые коренные изменения. В числе этих ограничений: избирательная система, дающая преимущество существующим партиям (которым доверяет только 2% населения!), поддержка минимум ⅔ депутатов для принятия и одобрения решений (что в действительности дает право вето одной трети депутатов), и продолжительный период заседания (рассчитанный на демобилизацию масс).Теперь, когда массовое уличное движение отчасти пошло на убыль, правые партии выступили против даже этого управляемого Учредительного собрания.В то время следовало выдвигать лозунги, способные помочь движению осознать основной вопрос — вопрос власти. «Долой Пиньеру!» — этот лозунг уже был на устах миллионов людей на улицах. «За Национальную конвенцию ассамблей и cabildos» — то есть дать движению возможность выбирать путь вперед и взять ситуацию под свой контроль. «За рабочее правительство» — то есть за политическую власть рабочего класса как альтернативу Пиньере и его буржуазным дружкам.Вопрос о конституции действительно важен, ее приятие — справедливое требование, но необходимо было утверждать, что в случае свержения Пиньеры с его правительством и взятия власти рабочим классом и организованным народом мы смогли бы самостоятельно принять любую Конституцию и имели бы все средства (благодаря экспроприации капиталистов и транснациональных корпораций) для ее воплощения на практике.Основная проблема состояла в том, что в ключевой момент никто не поднял вопрос власти и не предложил никаких планов борьбы по ее захвату. Даже лидеры Коммунистической партии и Social Unity12, которые правильно отвергли Национальное соглашение, на самом деле не предложили альтернативы. За все это время они даже не выдвинули лозунг «Долой Пиньеру».Лидеры Компартии в первые недели существования движения настаивали на идее политического процесса над Пиньерой и его импичмента. Таким образом, вместо призывов к его свержению массовым уличным движением, они предлагали сосредоточиться на парламентском механизме (в рамках уже полностью дискредитированного парламента), который якобы позволил бы сместить Пиньеру законным институциональным способом. Но в действительности, независимо от их объективных намерений, они вносили предложения, лишь помогающие дискредитированным буржуазным институтам восстановить свою легитимность, вместо того чтобы выдвигать лозунги, направленные на окончательное свержение этих институтов. Таким образом, руководство Компартии не имело никаких революционных перспектив.В свою очередь, Social Unity на деле не вело движение вперед, а плелись вслед за ним. Первые призывы к всеобщей забастовке прозвучали 21 октября и исходили именно снизу. И лишь тогда, чтобы не оставаться позади, лидеры Social Unity выступили с рядом призывов к всеобщей забастовке, но только сверху, не созывая собраний на предприятиях и рабочих местах, необходимых для успешной организации забастовки. Кроме того, эти призывы не были частью какого-либо конкретного плана борьбы за свержение правительства и со временем стали всего лишь ритуалом, который так и не смог укрепить движение и направить его вперед.В Чили, как и в Эквадоре, отсутствовало революционное руководство, способное направить мятежную энергию масс в победное русло. Троцкий в своей «Истории русской революции» объясняет важность руководства в революционных ситуациях при помощи следующей аналогии:«Только на основе изучения политических процессов в самих массах можно понять роль партий и вождей, которых мы меньше всего склонны игнорировать. Они составляют хоть и не самостоятельный, но очень важный элемент процесса. Без руководящей организации энергия масс рассеялась бы, как пар, не заключенный в цилиндр с поршнем. Но движет все же не цилиндр и не поршень, движет пар». 13Революционный кризис в Чили не закончился так, как это произошло в Эквадоре, где лидеры CONAIE прямо призвали массы разойтись по домам, но реальность такова, что восстание действительно отступило с момента своего пика, который был достигнут во время всеобщей забастовки 12-го ноября. Массы не могут оставаться на улицах бесконечно, особенно в условиях отсутствия конкретных перспектив движения.Но это не значит, что все вернулось на круги своя. Ни правительство, ни буржуазные институты не восстановили своей легитимности; напротив, их дискредитация лишь углубилась.Неизбежно, что тот или иной случайный, точно не предсказуемый фактор вызовет новый подъем движения. Восстание оставило глубокий отпечаток в сознании миллионов, чье политическое восприятие продвинулось вперед семимильными шагами. Это повлияло (пусть и косвенно) на существующие организации, чьи программы подверглись проверке практикой. Мы наблюдали конфликты и расколы как в Frente Amplio — пожалуй, наиболее затронутой ими организации, — так и в Социалистической партии. Дальше больше.Для построения революционного марксистского течения, готового к следующей волне борьбы, важно, чтобы наиболее продвинутые части движения группировались и организовывались сейчас на основе серьезного обсуждения основных уроков этого восстания.Перспективы и задачи революционеровРеволюционеры должны детально изучать уроки Эквадора и Чили (как и контрреволюционные события в Боливии) чтобы подготовиться к грядущим битвам. Как мы показали, Эквадор и Чили — не два отдельных, изолированных примера, а наиболее передовые образцы, предвестники нового периода обострения классовой борьбы, как в Латинской Америке, так и по всему миру.Хоть Латинская Америка и относительно оправилась от мировой рецессии 2008-го года (благодаря усилиям Китая), этот регион сильно пострадал в результате замедления китайской экономики, начавшейся в 2014 году. Последние шесть лет были отмечены экономической стагнацией. Согласно данным Экономической комиссии для Латинской Америки и Карибского бассейна (CEPAL), период 2014-2020 гг. был отмечен самым низким экономическим ростом за последние семьдесят лет — то есть даже ниже, чем в «потерянное десятилетие» 1980-х гг. 2019-й год закончился экономическим ростом в размере всего 0,1% по всей Латинской Америке и Карибскому региону. При отдельном рассмотрении Южной Америки, речь и вовсе идет о сокращении в 0,1%; на этот показатель особенно повлияла тяжелая рецессия в Аргентине (-3%).Как обычно, за этот период стагнации пришлось расплачиваться рабочим и бедноте. ВВП на душу населения в регионе за 2014-2019 гг. сократился на 4% согласно официальной статистике. В этом корень анализируемых нами процессов. После этого семилетнего периода стагнации, континент готовится к встрече следующей международной капиталистической рецессии в крайне ослабленном состоянии.Ситуация экономической стагнации и растущего неравенства вслед за периодом роста сильно пошатнула авторитет буржуазно-демократических институтов по всему континенту. По данным Latinbarometro, доверие к правительствам, составлявшее в 2006-2010 гг. более 40% в среднем по континенту, к 2018-му году упало до уровня примерно 20%. Комментируя прогнозы по Латинской Америке, в своем обзоре, посвященном Латинской Америке Economist Intelligence Unit отмечает:«В свою очередь, это создало впечатление среди широких слоев населения, что традиционные политические элиты Латинской Америки могут безнаказанно обходить все правила игры. Теперь граждане региона считают политическую систему частью проблемы, а не частью решения, и рассматривают протесты как необходимость, нужную для того, чтобы добиться хоть какой-то подотчетности властей». (выделено нами)14В этот период нам предстоит увидеть еще больше восстаний и революционных выступлений. Страны не изолированы друг от друга, массы одной страны наблюдают за происходящим в других государствах и делают свои собственные выводы. Нет сомнений в том, что восстание в Эквадоре повлияло на взрыв в Чили. Также ясно и то, что на общенациональное забастовочное движение, начавшееся 21 ноября в Колумбии, сильно повлияло чилийское восстание. Условия во всем регионе создают благодатную почву для понимания, что только массовая уличная борьба против всего режима способна что-то изменить.Аргентина — еще один «кандидат» на социальный взрыв, который уже произошел бы, если бы профсоюзные лидеры и киршнеристы не направили весь накопившийся в обществе гнев в электоральное русло. Бразилия также находится на передовой всех тех революционных движений, которые нам предстоит увидеть в Латинской Америке в ближайший период. Не сильно отстает и Колумбия, где правительство Дуке скоро достигнет беспрецедентных уровней непопулярности.Тот же отчет Economist Intelligence Unit отмечает: Существует высокая вероятность, что 2020-й год для Латинской Америки также будет очень взрывоопасным15. Составленная EIU «карта температур политической нестабильности» изображает большинство стран как имеющие «средний или высокий риск продолжения нестабильности в 2020-м году». Мы разделяем основной вывод отчета с этими аналитиками правящего класса:«Латинская Америка сталкивается со значительными экономическими и политическими вызовами, и в ней заложены все предпосылки для возобновления волнений в 2020-м году». 16Таким образом, вопрос не в том, будут ли социальные волнения в следующем периоде в Латинской Америке или нет, а в том, как революционеры к этим волнениям готовятся. Среди основных выводов революционного октября 2019-го года можно выделить три. Первый: глубина кризиса режима и дискредитации институтов буржуазной демократии. Второй: огромный потенциал и готовность к борьбе среди масс, не отступающих не перед лицом репрессий, ни перед обещаниями уступок. Третий: несмотря на благоприятный баланс сил, заметна нехватка субъективного фактора — революционного руководства, которое могло бы сподвигнуть рабочий класс на захват власти.Наша задача состоит в том, чтобы попытаться решить именно этот последний вопрос, и разрешить его построением мощной марксистской тенденции — укорененной в движении рабочего класса, вооруженной интернациональными перспективами, способной вмешиваться в неизбежно возникающие восстания, изменить ход событий и добиться во всех странах победы, которая преобразит весь континент и целый мир.
