Марксизм против Современной монетарной теории

Современная монетарная теория (СМТ) — это современное увлечение в левых кругах; предполагаемая панацея от проблем, с которыми столкнется будущая администрация Берни Сандерса или правительство Джереми Корбина.

[Source]

Защищаемая ведущими светилами Демократической партии США, такими как Александрия Окасио-Кортес, и теми, кто пытается заполучить внимание Джереми Корбина и Джона Макдонелла в Великобритании, об СМТ говорит вся левая часть города. И не трудно понять почему. В конце концов, данная концепция предлагает активистам легкий ответ правым критикам, которые спрашивают, за счет чего будут осуществляться столь радикальная меры.

В этом смысле СМТ может означать «волшебное денежное дерево». Это, в конце концов, то, что обещает эта теория: способ финансирования всего, что мы хотим, и даже больше, без необходимости беспокоиться о хлопотах или, о чем то более важном, о классовой борьбе.

Думаете, что список покупок левых недоступен? Подумайте еще раз! Хотите бесплатное здравоохранение и образование? Нет проблем, мы просто напечатаем больше денег. Массовые инвестиции в эко-энергию? Не беспокойтесь, мы можем повернуть правительственный кран. Построить миллион муниципальных домов? Легко — у нас есть СМТ.

Но, по правде говоря, Современная Монетарная Теория несколько ошибочна. На самом деле, это не такая уж и большая теория. И при этом это не особо современная. Как однажды заметил Джон Мейнард Кейнс, те, кто считает себя «прагматичными» и «практичными», слишком часто фактически являются рабами какого-то несуществующего экономиста — в данном случае, не кем иным, как самим Кейнсом.

Слом консенсуса

Тот факт, что вокруг экономических альтернатив жесткой экономии развернулись широкие дебаты, не должен никого удивлять. После десятилетия кризиса и сокращений, рабочие и молодежь справедливо ставят под сомнение неолиберальный консенсус, которого долгое время придерживался суд, несмотря на кажущуюся бесконечной «Великую рецессию».

С остановкой роста, стагнацией инвестиций в бизнес и монетарной политикой в ее пределах, даже главные капиталистические экономисты (как правило, кейнсианцы) теперь бросают вызов ставке на сбалансированный бюджет.> В конце концов, с провалом жесткой экономии и процентными ставками на уровне 0%, какой еще туз есть в рукаве у государства?

Однако для буржуазного духовенства, защищающего это капиталистическое кредо, любая критика всемогущей "невидимой руки" рынка священна. Отсюда шквал нападок и оскорблений, который бросается в сторону любых выдвигаемых альтернатив.

«СМТ уместен только в исключительных ситуациях, — заявил Джон Ллевеллин, бывший главный экономист ОЭСР, — когда в экономике нет полной занятости, наблюдается дефляционное давление, а процентные ставки находятся на нулевом уровне».

Проблема для Ллевеллина и ему подобных, заключается в том, что эти «исключительные» условия являются «новой нормой». Ситуация, которую он описывает, очень похожа на ту, с которой мировая экономика столкнулась в последнее десятилетие или больше.

Ларри Саммерс, экономический советник Барака Обамы и бывший глава Казначейства США при Билле Клинтоне, даже описал глобальную экономику как находящуюся в состоянии «вековой рецессии»: с постоянно низким спросом и сдержанными частными инвестициями, где «довольно обычный рост» поддерживается только «экстраординарной политикой и финансовыми условиями».

Эта ситуация, утверждает Саммерс, существовала не только после краха 2008 года, но и в предшествующие ему десятилетия. Мировой экономический двигатель продолжает работать только благодаря бесконечным вливаниям дешевых кредитов и правительственных стимулов. Таким образом, «исключение» стало правилом.

Поэтому те, кто критикует СМТ справа, явно находятся в недостаточно сильной позиции для этого. В конце концов, как признался Пол Кругман, лауреат Нобелевской премии по экономике, выступая перед аудиторией в Лондонской школе экономики после краха 2008 года:

«Большая часть работы в области макроэкономики за последние 30 лет была бесполезной в лучшем случае и вредной в худшем.»

Однако, к несчастью для СМТшников, две последовательные ошибки не исправляют ситуацию. И долг социалистов — дать честную оценку выдвигаемым идеям, чтобы показать путь вперед рабочему движению.

Что такое СМТ?

Прежде всего, следует отметить, что СМТ является сложным зверем для определения. Действительно, эта эклектичная теория имеет почти столько же определений, сколько у нее имеется последователей.

Однако здесь нас интересуют те, кто продвигает СМТ с предположительно левой точки зрения. Среди них: Стефани Келтон, старший экономический советник Берни Сандерса; Билл Митчелл, активный сторонник СМТ, которому удалось получить поддержку среди левых депутатов в Великобритании; и Ричард Мерфи, известный специалист по налоговой политике и британский политический экономист.

Чтобы отбить критику, преданная армия последователей СМТ пытается обмануть своих противников серией искажений и умственных упражнений. Традиционные экономические идеи вывернуты наизнанку и перевернуты вверх дном, сбивая зрителя с толку, как оптические иллюзии Эшера. Как журнал The Economist иронично заметил:

«Разговор с приверженцами СМТ иногда походит на просмотр футбольного матча с друзьями, которые настаивают на том, что мяч остается на месте, в то время как все остальные элементы в игре, включая поле и стойки ворот, вращаются вокруг него.»

На самом деле даже сторонники СМТ утверждают, что это не столько теория, сколько «описание того, как работает денежная система»; аналитическая «лупа», которая может помочь нам увидеть существующую экономическую реальность.

Оставляя в стороне тот факт, что теория в научном смысле является именно аналитическим объяснением реальности, что же тогда может предложить СМТ? Какую предположительно радикально новую перспективу дает этот массовый сдвиг парадигмы?

Наиболее фундаментальные положения СМТ таковы:

Правительство, которое выпускает свою собственную суверенную, «независимую» валюту, никогда не может исчерпать деньги, поскольку оно всегда может заплатить за любые долги, печатая больше денег.
Инфляция не подскочит, если такое правительство будет щедро тратить и сохранять бюджетный дефицит, пока в экономике есть свободные производственные мощности.
Налоги не являются источником бюджетных расходов. Поэтому правительствам нет необходимости сначала облагать налогом, чтобы потом тратить. Таким образом (по мнению сторонников СМТ) все устроено прямо противоположным образом, чем мы привыкли считать — правительства тратят деньги на товары и услуги, а затем корректируют налоговые ставки, для того чтобы управлять спросом в экономике.

Хотя это «описание» экономики явно не ведет к каким-либо политическим выводам, неудивительно, что некоторые левые ополчились на то, что под этим подразумевается — правительствам не стоит беспокоиться о сбалансированном бюджете — всегда можно напечатать деньги для оплаты любых счетов.

Именно так это излагают ведущие сторонники СМТ. Например, когда Стефани Келтон отвечает на свой же риторический вопрос в твиттере: Можем ли мы позволить себе #GreenNewDeal? Да. Федеральное правительство может позволить себе купить все, что продается за его собственную валюту.

В другом месте, Ричард Мерфи заявил:

«[СМТ] означает, что нет никакого требования как такового, чтобы сбалансировать государственный бюджет. В действительности стремиться к этому не просто нелогично, это экономическое извращение.»

Несмотря на то, что он является самопровозглашенным автором «Корбиномики» и тем кто впервые выдвинул такие требования, как «народное количественное смягчение» и британская версия «Нового зеленого курса», лейбористское руководство всегда старалось сохранять дистанцию от Мерфи и категорически отвергло СМТ, вместе с его политическими рецептами.

Что такое деньги?

Проблемы СМТ коренятся в непонимании того, что такое деньги и какую роль они играют при капитализме. СМТшники поддерживают теорию денег, известную как «хартализм». Этот термин был придуман немецким экономистом Георгом Фридрихом Кнаппом, который выдвинул гипотезу известную как «государственная теория денег».

Вкратце, Кнапп утверждал, что деньги восходят к государству и налогам, которыми оно облагает людей. Государство, по мнению харталистов, создает деньги — а затем создает спрос на эту конкретную валюту, заставляя использовать ее в качестве «платежного средства».

Чтобы по-настоящему понять природу денег, мы должны обратиться к другому немецкому экономисту XIX века: Карлу Марксу.

В «Капитале» Маркс отмечал, что Таким образом, загадка денежного фетиша есть лишь ставшая видимой, слепящая взор загадка товарного фетиша. Другими словами, чтобы понять роль денег в обществе, мы должны сначала понять их подлинное происхождение, которое кроется в товарном производстве и обмене.

Маркс объяснял, что история денег связана с возникновением товара: товары и услуги производятся не для индивидуального потребления, а для обмена. Все товары, говорил Маркс, имеют меновую стоимость. Это отношение — соотношение-между товарами, выражающее, сколько одного продукта (в среднем) будет обменено на другой.

Опираясь на идеи своих предшественников, таких как Давид Рикардо, Маркс показал, как стоимость товара зависит от количества труда, воплощенного в нем. Этот труд состоит как из «мертвого труда», содержащегося в сырье, инструментах и прочем необходимом для его производства, и «живого труда», добавляемый в производственный процесс рабочим.

Маркс называл этот совокупный труд «общественно необходимым рабочим временем»: временем, необходимым для производства данного товара, исходя из современного уровня техники и промышленности и т. д. в обществе.

Имея это в виду, Маркс объяснил в своей работе «К критике политической экономии», как деньги выполняют несколько функций:

Как единица учета, или мера стоимости. В денежном выражении это представлено ценами.
Как средство обмена. В этой роли деньги разбивают обращение товаров на два отдельных акта: акт продажи (c-m, товар, обмененный на деньги) и акт покупки (m-c, деньги, обмененные на другой товар).
Как сокровища, позволяющие сохранять накопленное богатство с течением времени.
И, наконец, как средство платежа, позволяющее погашать долги (номинированные в определенной валюте) и платить налоги.

Деньги, таким образом, играют несколько ролей. Но прежде всего деньги — представление стоимости: предельное обобщение закона стоимости; логическое завершение развития товарного производства и обмена, которое требует универсального критерия — стандартной меры, — по которому может быть выражена стоимость всех других товаров.

Хартализм же (и с ним СМТ) не предлагает анализа стоимости или товарного производства и обмена. В результате он упускает из виду сущность капитализма и роль денег в нем.

Деньги возникают исторически, не по замыслу, а в результате развития товарного производства и обмена. Он начинается прежде всего как «денежный товар», такой как драгоценные металлы, со своей собственной стоимостью, но позже развивается как простой символ стоимости. Это ясно сегодня, когда деньги — преимущественно не монеты, а банкноты деньги и кредитки; бухгалтерские записи и цифры. Важно отметить, что в этом отношении Маркс подчеркивал, что мы должны смотреть на деньги как на социальное отношение. Деньги сами по себе не являются богатством, но являются притязанием на часть всего общественного богатства, созданного в производстве — в конечном счете трудом рабочего класса.

Деньги и государство

Харталисты и СМТшники правы, говоря, что государство может эмитировать деньги. Но государство не может гарантировать, что эти деньги будут иметь какую-то ценность. Без производственной экономики, деньги не имеют смысла.

Деньги — это только представление стоимости. А реальная стоимость создается в процессе производства, в результате применения общественно необходимого рабочего времени. Таким образом, деньги, которые печатает государство, будут иметь какую-либо ценность лишь постольку, поскольку они отражают стоимость, находящуюся в обращении в экономике в форме производства и обмена товаров.

Как отмечал Маркс, сумма находящихся в обращении стоимостей должна в конечном счете равняться сумме цен этих товаров. Там, где это не так — неизбежно будет инфляция и нестабильность.

Государство, конечно, может выбрать, какую единицу измерения использовать при расчете стоимости в своей экономике, точно так же, как американцы предпочитают измерять расстояния в футах, в то время как европейцы используют метры. Но независимо от того, выбираем ли мы футы или метры, это не меняет расстояния между объектами в реальном мире. Какие бы рулетки и складные метры мы не изобретали.

Точно так же общество не становится богаче печатая деньги тем или иным способом, как бы ему этого не хотелось. Дэвид Гребер в своей книге «Долг: первые 5000 лет», ссылаясь на аргументы английского философа 17 века Джона Локка и его теорий о деньгах:

«Локк настаивал на том, что нельзя сделать маленький кусочек серебра, назвав его «Шиллингом», как нельзя сделать маленького человека выше, объявив, что в футе теперь 15 дюймов.»

В любом случае, Кнапп и его последователи ошибаются, говоря, что государство создает спрос на деньги. При капитализме, как показала компания Positive Money, подавляющая часть денег в обращении, а именно 97% всех денег в экономике — создается не правительствами, а частными банками в форме банковских депозитов.

Эти деньги создаются в ответ на запросы потребителей и инвесторов, как кредиты и займы. Там, где этот спрос иссякает, с точки зрения падения потребления домашних хозяйств и/или инвестиций в бизнес, иссякает спрос и на деньги.

Так что государство может создавать деньги. Но оно не может гарантировать, что эти деньги будут использованы. Действительно, об этом свидетельствуют обширные программы количественного смягчения, осуществлявшиеся в развитых капиталистических странах после краха 2008 года.

Триллионы были влиты в экономику центральными банками за последнее десятилетие, и к чему это привело? Инвестиции в бизнес и рост ВВП остаются прежними. И все же цены на активы на фондовом рынке и на недвижимость, золото, криптовалюту и даже произведения искусства и изысканные вина — пенятся и шипят, как только что открытая бутылка шампанского. Короче говоря, спекулянты радуются жизни, в то время как обычные люди борются, чтобы свести концы с концами.

Таким образом, не государство создает спрос на деньги, а потребности капиталистического производства. И это производство в конечном счете определяется прибылью. Бизнес инвестирует, производит и продает, чтобы получить прибыль. Там, где капиталисты не могут получить прибыль, они не будут производить.

Хартализм же — а значит и СМТ — ничего не говорят о прибыли, движущей силе капиталистической системы. В результате они не могут объяснить реальную динамику экономики при капитализме.

Никакой независимости при капитализме

В лучшем случае, кажется, «революционные» постулаты СМТ — это просто тавтологические, самоочевидные трюизмы. В худшем случае, это отрыжка неверных идей, которые были доказаны на практике.

Возьмем первый пункт, изложенный ранее, например, который является ключевым принципом СМТ: правительства, которые управляют своей собственной «независимой» бумажной валютой, не могут обанкротиться.

С одной стороны, это правда. Правительство в такой стране, как США или Великобритания, с их фиксированным обменным курсом, центральный банк легко может увеличить денежную массу, начав печать деньги для выполнения своих долговых обязательств или финансирования дефицита бюджета.

Но, во-первых, мы должны спросить, есть ли в мире правительства и его валюта, которые действительно были бы «независимы» и «суверенны»? Вся еврозона точно не походит, так как ЕЦБ, играет здесь ключевую роль.

Аналогично обстоит дело и с бывшими колониальными («развивающимися») странами, погрязшими в долгах перед крупными империалистическими державами — долгах, по большей части номинированных в долларах США. Ясно, что никакого «суверенитета» там тоже нет.

И даже в такой стране, как Великобритания, финансовая независимость иллюзорна. Да, Банк Англии может устанавливать процентные ставки, печатать деньги и кредитовать правительство в своей собственной валюте — фунтах стерлингов. Но если бы пришло радикальное левое правительство и злоупотребило этой властью, запустив большой дефицит, подпитываемый свободной денежно-кредитной политикой, для осуществления крупномасштабных государственных программ, то это быстро подорвало бы доверие рынка.

В рамках капитализма это привело бы к экономической катастрофе. Богачи выведут свои деньги из страны, капиталисты начнут забастовку капитала, а правительство будет вынуждено повысить процентные ставки, чтобы привлечь инвесторов. Валюта быстро обесценится, что приведет к безудержной инфляции — инфляции, которая сильнее всего ударит по рабочим, поскольку реальная заработная плата будет подорвана ростом цен.

Это не просто предположение. Это исторический факт. В 1976 году лейбористское правительство именно в такой ситуации.

Лейбористы, возглавляемые Гарольдом Вильсоном, пришли к власти в 1974 году в разгар мирового кризиса капитализма, когда экономика находилась в состоянии стагфляции (одновременного экономического спада и высокой инфляции) в результате десятилетий неудачной кейнсианской политики. Призывы Уилсона к сокращениям были жестко раскритикованы левым крылом Лейбористской партии, что вынудило премьер-министра подать в отставку.

Его место занял Джеймс Каллаган. Обеспокоенный падением фунта стерлингов, новый премьер-министр был вынужден обратиться к МВФ с просьбой о помощи в размере 3,9 миллиарда долларов — самый крупный кредит, когда-либо запрашивавшийся у МВФ на тот момент.

Излишне говорить, что кредит Фонда был обременен обязательствами. И вот, победив на выборах 74-го года обещая национализировать 25 крупнейших монополий, лейбористы вместо этого стали проводить политику жесткой экономии под диктатом МВФ.

То же самое может произойти и сегодня, даже в такой стране, как США. В конце концов, способность доллара действовать в качестве мировой валюты вытекает из относительно гегемонистской империалистической позиции Америки. Это, в свою очередь, вытекает из силы и стабильности американского капитализма.

Только по этой причине доллар считается «таким же хорошим, как золото» международными инвесторами. Если бы «сильная и стабильная» экономика США была поставлена под сомнение финансовыми рынками, то доллар тоже мог бы быстро упасть.

Бесконечное доминирование доллара не гарантировано, — недавно заметил комментатор The Economist, обсуждая призывы к увеличению государственных расходов.

«Когда фунт стерлингов потерял свое превосходство в начале 1930-х годов, — отмечает либеральный журнал, — Великобритания, с отношением долга к ВВП свыше 150%, столкнулась с валютным кризисом».

Нет причин, по которым история не могла бы повториться в отношении американского капитализма и доллара.

Короче говоря, не может быть такой вещи, как экономическая, финансовая или денежная «независимость» для любой страны в рамках капитализма. Капитализм сегодня — это действительно глобальная система, основанная на глубоко интегрированном мировом рынке и доминировании крупных империалистических держав и многонациональных монополий, которые они защищают.

Только порвав с этой системой — через социалистическую трансформацию общества на международном уровне — мы сможем быть по-настоящему независимыми и свободными в осуществлении экономической политики, в которой нуждается общество.

Бесплатного обеда не бывает

Даже если мы примем утверждение СМТ о том, что некоторые страны являются финансово «независимыми» и свободными печатать деньги, действительно ли это означает, что нет никакого финансового барьера, стоящего на пути левого правительства?

Сами авторы правильно подчеркивают, что существует предел способности любого правительства создавать и тратить деньги — предел, за которым будут последствия в виде инфляции. Этим пределом является производственный потенциал экономики: экономические ресурсы, доступные стране с точки зрения ее промышленности, инфраструктуры, образования, населения и так далее.

Если государственные расходы толкают спрос выше этого предела, то рыночные силы будут толкать вверх цены буквально на все — то есть появится инфляция. Пока все правильно.

Если эта точка будет достигнута, продолжают сторонники СМТ, то задача правительства — остановить «перегрев» экономики за счет сокращения спроса. Такова, по их мнению, роль налогов — высасывать деньги (созданные правительством) обратно из экономики, подобно управляющим стержням в ядерном реакторе, которые поглощают нейтроны и предотвращают безудержную цепную реакцию.

Но правительства не просто создают деньги, а затем взимают налоги, чтобы контролировать спрос. Деньги могут быть созданы «из воздуха», но стоимость и спрос — нет. Стоимость создается в процессе производства, а затем перераспределяется за счет налогов. А эффективный спрос при капитализме определяется рентабельностью производства и пределами рынка.

Когда речь заходит о капитализме, нет такого понятия, как бесплатный обед. Хотя государство может печатать деньги, оно не может печатать учителей и школы, врачей и больницы, инженеров и заводы.

Конечно, если эти вещи не обеспечиваются и не производятся частным сектором, то правительство может вмешаться и обеспечить их непосредственно через общественный сектор экономики. Но логическим завершением этого является не создание дополнительных денег, а вывод производства с рынка путем национализации ключевых рычагов экономики в рамках рационального, демократического, социалистического плана.

В конечном счете, пока в экономике доминируют крупный бизнес и частные монополии, любые деньги, вкачанные в систему, пойдут на оплату товаров — продовольствия, жилья и т. д. — которые производятся капиталистами. Другими словами, все эти деньги окажутся в руках спекулянтов-паразитов.

Поэтому целью левых должно быть не укрепление финансовой системы, а ее упразднение. Реализация политических выводов СМТ может привести к разрушению стоимости валюты, но это не положит конец власти денег. Это может быть сделано только путем упразднения системы товарного производства и обмена, из которой исторически возникли деньги.

Это означает борьбу с корнями капиталистической системы: частной собственностью и производством ради прибыли. Только путем установления общей собственности на средства производства и осуществления социалистического хозяйственного плана можно удовлетворить потребности общества. Мы не можем напечатать наш путь к социализму.

Капитализм и класс

Вместо того, чтобы печатать деньги и бюрократически управлять спросом, социалисты должны призывать к экономическому планированию. Но вы не можете планировать то, что не контролируете. И вы не можете контролировать то, что вам не принадлежит.

СМТ, однако, избегает этого ключевого вопроса экономической собственности. На самом деле он в значительной степени избегает вопроса о капиталистическом производстве и экономических законах, которые управляют этим в целом. Ведь, по собственному признанию, это не столько анализ капиталистической системы, сколько описание взаимосвязи между государственными расходами, налогами и денежной массой.

Замалчивая эти вопросы, СМТ не признает фундаментальных реалий нашей экономики: это не просто цифры на экране или уравнения на доске, но живая плоть и кровь, с женщинами и мужчинами, пытающимися жить своей жизнью и добыть еду к своему столу.

Действительно, как и кейнсианство, экономический анализ СМТ кажется полностью лишенным классовой повестки и того факта, что мы живем в классовом обществе, состоящем из антагонистических экономических интересов: эксплуататоров и эксплуатируемых.

Например, когда СМТ говорит о государстве, о каком государстве идет речь? Как отмечал Маркс в Коммунистическом манифесте, при капитализме Современная государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии.

Если мы хотим правительство, которое будет управлять экономикой в интересах простых людей, то нам нужно рабочее государство. Но где в СМТ роль организованного рабочего класса в управлении и управлении обществом?

Ленин однажды заметил, что капитализм отнюдь не является демократией, а представляет собой «диктатуру банков». Но вместо свержения этой диктатуры сторонники СМТ предлагают заменить ее другой: диктатурой одного банка — Центрального банка.

В этом СМТшном будущем, кто будет отвечать за этот всемогущий Центральный банк — рабочий класс или класс капиталистов? Точно так же и с крупными монополиями, доминирующими в экономике при капитализме. Должны ли они оставаться в частных руках, производя для получения прибыли?

Национальный банк, направляющий ресурсы общества в экономику, безусловно, был бы жизненно важным элементом социалистического плана производства. Но при таком раскладе такой банк должен был бы находиться под контролем рабочего класса. Это то, что видят сторонники СМТ?

СМТшники заявляют, что их теория дает нам возможность представить себе действительно преобразующую политику. Но, в конце концов, они не предлагают фундаментально бросить вызов власти капиталистического класса, ни изменить текущие экономические отношения и ту неудачную динамику экономического развития, которая вытекает из них. Частная собственность для них остается неприкосновенной и даже сакральной. Анархия рынка остается нетронутой.

Вместо того, чтобы «рабочий класс захватил средства производства», как утверждает известный теоретик СМТ Билл Митчелл, «рабочий класс захватывают средства производства денег». Ричард Мерфи идет дальше, заверяя правых критиков СМТ, что его сторонники не планируют отметать частный сектор в сторону.

Как и их кейнсианские предшественники, стратегия СМТшников — это та, которая спасает и латает капиталистическую систему, а не свергает ее.

«Зеленый новый курс»

Таким образом, то, что предлагает СМТ, — это снова не что иное, как старая кейнсианская экономика управления спросом. Но подобный кейнсианство уже пробовали раньше и нашли его недостаточным.

Эта попытка управления экономикой сверху вниз была в моде в развитых капиталистических странах на протяжении 1960-х и 1970-х годов, вплоть до момента, когда ее инфляционная политика привела к глобальному капиталистическому кризису перепроизводства, стагфляции и краху Бреттон-Вудской системы, которая поддерживала послевоенный бум.

Сегодня призыв к «зеленому новому курсу» (GND) стал популярным среди левых, за который выступают АОК в США и левые лейбористы в Великобритании. Ключевым элементом предложений GND, выдвинутых по обе стороны Атлантики, является идея «гарантии занятости»: предоставление минимальной заработной платы в государственном секторе всем безработным.

Таким образом, утверждают левые --- СМТ экономисты, --- правительства могут поддерживать «соответствующий» уровень спроса в экономике. Поддержание полной занятости становится основной целью. По мере того как «резервная армия труда» капитализма (как ее описывал Маркс) расширяется и сокращается, то же самое делает и собственная армия труда правительства, чтобы компенсировать это.

Это, конечно, призвано подражать первоначальному новому курсу: программе общественных работ президента Рузвельта, которая была призвана стимулировать экономический рост США во время Великой Депрессии.

Идеи Кейнса явно оказали влияние на формирование нового курса. В конце концов, в своей общей теории, английский экономист даже предположил, что правительство может повысить спрос, закопав деньги в землю и заставив рабочих откопать их обратно.

Безработица могла бы полностью исчезнуть, — заявил Кейнс. Разумеется, более целесообразно было бы строить жилые дома и т. п., но если этому препятствуют политические и практические трудности, то и предлагаемый вариант лучше.

Единственная проблема, которую сторонники «гарантии занятости» не упоминают, заключается в том, что новый курс не сработал. Спад продолжался еще долго после его реализации (фактически он усугубился с ростом протекционизма «разори-соседа»). Безработица даже выросла. Только с началом Второй Мировой Войны и зачислением рабочих в армии и в сектор вооружений, безработица снизилась.

Даже сам Кейнс был вынужден признать свое поражение.

«Капиталистическая демократия, по-видимому, политически не в состоянии организовать расходы в масштабах, необходимых для проведения грандиозных экспериментов, которые доказали бы мою правоту, — разве что в условиях войны.»

То же самое можно увидеть и в Китае сегодня, где в последнее десятилетие была предпринята крупнейшая кейнсианская программа строительства в попытке избежать последствий глобального капиталистического кризиса. Но результатом стало смехотворное противоречие — огромный рост государственных долгов, с одной стороны, и городов — призраков наряду с огромным жилищным кризисом, с другой.

Это логическое завершение кейнсианских попыток бюрократически управлять капиталистической, ориентированной на прибыль экономикой. Нет никаких оснований полагать, что новый «Новый курс» будет лучше сегодня в Америке, Великобритании или где-либо еще.

И вот мы возвращаемся к началу, спрашивая себя, что СМТ действительно может предложить?

Марксизм против кейнсианства

Однако, СМТшников не останавливают исторические недостатки подобных экономических стратегий. В конце концов, как отмечает защитник СМТ Ричард Мерфи в Financial Times, почему мы должны беспокоиться о том, чтобы вывести экономику за ее производственные пределы, когда ни одна экономика «нормально» не работала более десяти лет.

Действительно, даже во времена «бума» лихорадочная мировая экономика работает намного ниже своего производственного потенциала, способного хромать только благодаря ультра-рыхлой денежно-кредитной политике и избытку дешевых кредитов.

«Избыточный потенциал» стал характерным признаком системы, которая давно изжила себя. Даже в период своего расцвета капитализм может успешно использовать лишь около 80-90% своих производственных способностей. Он падает до 70% или меньше во времена спада. В последнюю рецессию эта цифра опускалась до 40-50%

Сегодня по всему миру простаивают огромные отрасли промышленности. Рынки насыщены сталью и смартфонами. И миллионы рабочих остаются безработными или неполностью занятыми.Но вопрос, которым никогда не задавались сторонниками СМТ, ни теми экономистами более традиционной кейнсианской разновидности, — как мы оказались в этом положении?

Использование СМТ сродни накачке спущенной шины, — замечает Ларри Эллиот, экономический редактор The Guardian. Как только она будет полностью надута, нет необходимости продолжать накачку. Но какова же причина первоначального прокола?

Почему бизнес не инвестирует? Почему не используется весь наш производственный потенциал? Почему мы видим постоянную «резервную армию труда»? Почему правительство должно вмешаться ‘чтобы «стимулировать спрос»? Короче говоря, почему мировая экономика находится в состоянии «постоянного спада»?

На это у СМТшников и кейнсианцев нет ответа. Последние лишь констатируют, что «избыточные мощности» являются результатом отсутствия эффективного спроса. Предприятия не инвестируются, потому что нет достаточного спроса на товары, которые они производят. Но почему?

Как экономика застряла в этой нисходящей спирали низких инвестиций, безработицы и стагнации спроса? И почему этот цикл подъемов и спадов (в наши дни, главным образом, спадов) является такой бесконечной чертой капитализма?

Самое большее, что сам Кейнс мог предложить в качестве объяснения, — это вызвать «звериный дух» капитализма. Капиталисты, предположил он, просто движимы «деловой уверенностью». Но это не что иное, как философский идеализм.

Уверенность при капитализме имеет материальную основу: рентабельность производства. Если есть прибыль, то капиталисты будут полны уверенности, и они будут инвестировать. Если нет, то пессимизм и спад устанавливают уровень инвестиций.

Марксизм, напротив, дает ясный, научный анализ капиталистической системы, ее отношений и законов, а также того, почему они по своей сути ведут к кризисам. Это, в конечном счете, кризисы перепроизводства. Экономика рушится не просто из-за падения спроса (или доверия), а потому, что производительные силы вступают в конфликт с узкими рамками рынка.

Производство при капитализме направлено на получение прибыли. Но чтобы получить прибыль, капиталисты должны иметь возможность продавать товары, которые они производят.

Прибыль, в то же время присваивается капиталистами из неоплаченного труда рабочего класса. Рабочие производят больше стоимости, чем получают обратно в виде заработной платы. Разница заключается в прибавочной стоимости, которую класс капиталистов делит между собой в виде прибыли, ренты и процента.

В результате при капитализме в системе возникает врожденное перепроизводство. Это не просто «отсутствие спроса». Рабочие никогда не могут позволить себе выкупить все товары, производимые капитализмом. Способность производить опережает способность рынка поглощать.

Конечно, система может преодолеть эти ограничения на время путем реинвестирования излишков в новые средства производства или путем использования кредита для искусственного расширения рынка. Но это лишь временные меры, «прокладывающие путь», говоря словами Маркса, «к более обширным и более разрушительным кризисам» в будущем.

Крах 2008 года ознаменовал кульминацию такого процесса-кульминацию, которая была отложена на десятилетия на основе кейнсианской политики и бума в области кредитования. Но теперь кризис ударил, и ни кейнсианцы, ни СМТшники, ни кто-либо другой, кроме марксистов, не могут объяснить, почему.

В лучшем случае кейнсианство и СМТ обеспечивают паллиативное лекарство от хронического заболевания. Но ни один из них не может правильно диагностировать это заболевание, ни предложить подлинное лечение.

Наша цель — изменить все это

СМТшники надеются, что их «новаторское», новое мировоззрение может освободить левых, рабочее движение и — затем — все общество, предоставив нам аргументы и аналитические инструменты, необходимые для разрыва с неолиберальным консенсусом, требования невозможного и достижения наших мечтаний.

Но истинная свобода достигается не тем, что мы воображаем себя свободными от законов капитализма. Скорее, подлинное освобождение происходит именно от понимания этих экономических законов — и организации их замены новыми, основанными на социалистическом планировании и рабочем контроле.

Сторонники СМТ, напротив, не проявляют интереса к научному пониманию экономики. Они воображают, что правительства могут диктовать рынку. Но при капитализме именно рынок — и законы рынка — диктуют правительствам.

Взгляд на опыт правительства Франсуа Миттерана во Франции дает важные уроки. Миттеран был избран в 1981 году на основе левой кейнсианской программы, обещающей национализацию, повышение минимальной заработной платы и 39-часовой рабочей недели.

Но всего через два года, столкнувшись с бегством капитала и падением конкурентоспособности французской промышленности, президент был вынужден ввести режим tournant de la rigueur (жесткой экономии) для борьбы с инфляцией и восстановления доверия рынков. Все это происходило в то время, когда Франция была якобы «суверенной» страной.

Не страшно поспорить об экономическом коллапсе, гиперинфляции, бегстве капитала, дефиците и саботаже, но в Венесуэле с этой страшной реальностью столкнулся рабочий класс. Она стала следствием недальновидной экономической политики, поразительно схожей с той, которую предлагают ведущие деятели из мира СМТ.

Такие леди и джентльмены могут быть полны благих намерений. Но, как говорится в старой поговорке, благими намерениями вымощена дорога в ад.

Как заметил Пол Кругман в отношении основных макроэкономических идей, СМТ не просто неправильна, но и вредна, потому что она сеет иллюзии, подготавливая путь к катастрофе и разочарованию.

В этом отношении мы должны кричать громко, как маленький мальчик из сказки Ганса Христиана Андерсена — а король то голый! Мы обязаны предупредить рабочих и молодежь: не верьте тем, кто пытается навязать вам свои шарлатанские средства. Сейчас не время для коварных чар шарлатанов и торговцев змеиным маслом.Мы не критикуем СМТ с той же позиции, что и апологеты капитализма. Нет, наша критика исходит из с марксистской стороны — с точки зрения того, что хорошо для мирового рабочего класса; с точки зрения того, что необходимо для уничтожения капитализма и освобождения человечества.

Левое и рабочее движение будут освобождены не путем небрежного отбрасывания оков ортодоксии, а путем выработки правильного, научного анализа экономики. Только так можно свергнуть дряхлый капиталистический строй и заменить его социалистическим планом производства.

Именно такую задачу ставил перед собой Карл Маркс в своих экономических трудах — в частности, в своем труде «Капитал». Чтобы изменить мир, сначала надо его понять.