Как была унчтожена «Милитант» (Глава из книги Тед Грант: перманентный революционер»)

От переводчика

Примерно два года назад я впервые прочел книгу Алана Вудса «Тед Грант: перманентный революционер» в английском оригинале на сайте In Defense of Marxism. Тогда она оставила крайне положительное впечатление как замечательный пример того, как в биографии конкретного человека можно было практически засвидетельствовать историю британского троцкизма со всеми взлетами и падениями. Примерно тогда же я впервые задумался о том, что она заслуживает перевода на русский язык, чтобы товарищи в России могли свободно приобщиться к страницам этой истории. До сих пор разнообразные личные обстоятельства, политический активизм и трудовая занятость откладывали для меня начало работы по переводу этой книги.

[Source]

Но в настоящий момент два обстоятельства сложились идеально для того, что бы вернуться к этой старой задумке: 1) Моя собственная временная безработица, оставляющая достаточно пространства для литературной работы; 2) Внутренние пертурбации, накрывшие РРП в последний год и подталкивающие к тому, чтобы вновь взглянуть на опыт троцкистского движения в прошлом. Именно в силу последней причины я решил начать перевод книги не в хронологическом порядке (глава за главой), но почти с конца. А именно с 9 главы, описывающей период пика влияния и раскол в тенденции «Милитант», ибо она представляет собой бесценный материал о том, что может произойти с марксистской организацией, когда она отступает от своих фундаментальных принципов, пренебрегает теорией и подготовкой своих кадров, когда у ее руководства срывает крышу от успехов и о том, какие внутренние опасности существуют при деформации ее внутреннего режима. Все это остается актуальным и в настоящее время.

Я надеюсь, что в течение ближайших месяцев мне удастся завершить полный перевод книги. А пока что я бы хотел представить вниманию российского читателя первую ласточку данного мероприятия.

О. Б.

Восхождение парвеню

Революционные 1970-е завершились поражением. Это не было таким драматическим поражением, как в Италии, Германии и Испании в межвоенный период. Рабочие организации сохранились везде. В Греции, Португалии и Испании пали правые диктатуры. Тем не менее, это было поражение в том смысле, что огромные ожидания рабочего класса были подорваны руководством его же организаций, которое в очередной раз спасло капитализм.

В 1975 году газета «Таймс» опубликовала редакционную колонку под заголовком «Капитализм мертв в Португалии». Это должно было быть правдой и это могло быть правдой, но это не было правдой. Не из-за действий местных фашистов, а в результате политики социалистических и коммунистических лидеров португальская революция потерпела поражение. То же самое было в Испании, Греции и Италии, где власть практически находилась в руках рабочего класса.

Ничто не деморализует армию больше, чем потерпеть поражение, даже не вступив в бой. Во многих странах передовые рабочие чувствовали, что они очень близки к власти, и все же она просто выскользнула из их рук. Нужно было видеть результаты такой деморализации своими глазами, чтобы поверить в них. Я имел такой опыт в Испании. Это была контрреволюция в демократической форме.

Как и в случае с периодом после Второй мировой войны, предательство сталинистов и социал-демократов подготовило почву для восстановления капитализма. Буржуазия, находившаяся в состоянии паники, пришла в себя. Ее правительства перешли в наступление. Маятник качнулся вправо. Это были годы Рейгана и Тэтчер, монетаризма и наступления на завоевания рабочего класса.

В 1979 году, после периода острой классовой борьбы, Консервативная партия пришла к власти под руководством Маргарет Тэтчер. Это ознаменовало фундаментальные изменения в британской политике и в самой партии. Прежде Консервативной партией управлял узкий круг никем не избираемых грандов Тори, сплошь аристократов. Буржуа предоставляли им деньги, а консервативный средний класс давал им «пехотинцев». Долгое время эта договоренность работала очень хорошо. Но к 1960-м годам буржуазия, а особенно мелкие буржуа, становилась все более влиятельными в ней.

Прежний порядок рухнул, когда они решили избрать своего партийного лидера. Избрание Маргарет Тэтчер, дочери лавочника, лидером партии ознаменовало резкий сдвиг. В ее персоне были объединены все предрассудки, невежество, безумие и фанатизм рядовых представителей среднего класса, рядовых членов Консервативной партии — биржевых маклеров, юристов, лавочников, риэлторов и т.д. Интеллектуально ограниченных, фанатичных шовинистов, расистов, антиевропейцев, сторонников смертной казни, ультраправых.

Пока в Консервативной партии не было демократии, все было в порядке. Аристократические партийные вельможи отбирали лидеров из своих рядов, держась на расстоянии вытянутой руки по отношению к среднему классу. Гарольд Макмиллан был, вероятно, последним из представителей старых «грандов» этой партии. Тед считал его умным (интеллектуальным) представителем правящего класса. Макмиллан не скрывал своей неприязни к Тэтчер и ее политике. Он охарактеризовал ее политику приватизации как «продажу семейного серебра» — неплохое определение. Но эпоха аристократических грандов тори прошла. Пробил час парвеню^[1]

Несмотря на то, что аристократия тори презирала эту представительницу среднего класса, им нужен был кто-то вроде нее для полномасштабной войны против рабочих и их движения. Нахальная, невежественная и узколобая, она также демонстрировала непоколебимую решимость в достижении поставленной цели. Макмиллан предупреждал, что есть три вещи, на которые ни одно британское правительство не должно нападать в здравом уме: королевская стража^[2], Католическая церковь и Национальный профсоюз шахтеров. Тэтчер объявила войну шахтерам и уничтожила британскую угольную промышленность. Позже были уничтожены мощные союзы печатников. После их падения не трудно было запугать остальных профсоюзных лидеров.

Не так давно был снят биографический фильм про Маргарет Тэтчер. Это очень плохой фильм даже по голливудским стандартам. Тэтчер изображается как поистине замечательная женщина — человек, которым можно восхищаться. Ее восхождение в партии тори изображено как триумф храброй и талантливой женщины, которая «преуспела вопреки всему». Такое изображение полностью упускает из вида всю реальную суть происходившего тогда. При ее правительстве шахтеров жестоко избивали (только сейчас постепенно выявляется вся степень и беспощадность полицейского насилия по отношению к ним), их буквально «вбивали в землю». Так называемая «свободная пресса» лицемерно нападала на них, они отправлялись за решетку по сфабрикованным уголовным делам, их шахты закрывались, их рабочие места уничтожались, их города разрушались. И это все можно оправдать тем простым фактом, что дочери лавочника удалось встать во главе Консервативной партии?!

Мужчина или женщина могут быть смелыми в очень реакционном деле. Адольф Гитлер демонстрировал храбрость в первые годы НСДАП^[3], когда боролся за власть. Разве это означает, что нам следует прославлять его? Тот факт, что Тэтчер была женщиной, также не может служить оправданием для ее похвалы. Она и ее правительство использовали всю мощь государства, чтобы сокрушить движение шахтеров в ходе противостояния, напоминавшего гражданскую войну. Настоящими «железными леди» были жены шахтеров — те, что сражались со смелостью и упорством, сражались рядом со своими мужьями, чтобы защитить свои сообщества. Но никто из голливудских «феминисток» и «феминистов» никогда не подумал о создании фильма о них и их подвиге.

В 1980 году, после отставки Каллагэна, Майкл Фут был избран лидером Лейбористской партии. Бывший левый, он ушел вправо, хотя никто не заметил этой метаморфозы. Раньше он считался прекрасным оратором (в узком британском парламентском смысле), но к тому времени его речь была настолько нечленораздельной, что даже его собственная мать не смогла бы понять, о чем он говорил половину времени. Он был крайне успешен в одном деле: проигрывать выборы. И он нуждался в каком-то оправдании этому. Джентльмены из СМИ сами предоставили ему оправдание: все проблемы Лейбористов исходили от тенденции «Милитант». «Тенденция „Милитант“ — разносчик чумы». Это заявление открыло широкую дорогу для политики «охоты на ведьм» в Лейбористской партии, которой так жаждала английская буржуазная пресса.

По всем законам политики лейбористы должны были победить на выборах 1983 года. Экономика находилась в свободном падении, имела место массовая безработица, нищета и неравенство росли, и Маргарет Тэтчер была крайне непопулярна. Но события внезапно приняли другой оборот, когда аргентинская хунта вторглась на Фолклендские острова (Мальвинские острова — так их называют в Аргентине).

Фолклендская война изменила все. Мы, британские марксисты, выполнили наш интернациональный долг, выступив против собственной буржуазии. Тед систематически осуждал реакционные цели правительства Тэтчер, которое до этого имело прекрасные отношения с аргентинской хунтой. Только после военной авантюры Галтьери они вдруг объявили, что режим в Аргентине был «фашистским». Хотя их министр иностранных дел, лорд Каррингтон, тайно вел переговоры с хунтой о передаче Фолклендских островов ранее.

Но хунта спешила. В Аргентине проходили массовые демонстрации и протесты, и Галтьери решил успокоить революционное движение, организовав военную авантюру. Он надеялся, что Лондон не будет сопротивляться вторжению на Мальвинские острова. Это был серьезный просчет. Тэтчер была не готова принять унижение в форме прямого захвата островов аргентинскими военными.

Тед рассматривал эту войну как реакционную с обеих сторон. Аргентинские массы имеют глубокие антиимпериалистические инстинкты, которые являются прогрессивными. Однако в действиях хунты не было ни малейшего прогрессивного содержания. Ее действия были нацелены исключительно на то, чтобы отвлечь внимание массового протестного движения в националистическую сторону. Это была пародия на антиимпериалистическую национально-освободительную борьбу. К сожалению, большая часть левых аргентинских политических организаций, в том числе так называемые «троцкисты», позволили этой патриотической волне увлечь себя, в некоторых случаях они даже предложили свои услуги хунте. Все так называемые троцкистские секты по всему миру истерично поддерживали реакционную авантюру Галтьери, лживо утверждая, что это была якобы антиимпериалистическая борьба.

Восхождение Нила Киннока

При всех своих недостатках Майкл Фут все же не был Тони Блэром. Он был враждебен к «Милитант» и был бы рад избавиться от марксистов в партии, но он не был фанатичным «охотником на ведьм», он занимался этим нерешительно. Буржуа были недовольны. Бедный Майкл! Я полагаю, что его сердце было в правильном месте, хотя его голова была в каком-то другом. Чтобы поставить лейбористов на колени, нужен был человек иного типа. Нужен был кто-то решительный — «парень с железными яйцами». Короче говоря, был нужен Нил Киннок.

Фут был заменен Нилом Кинноком, еще одним бывшим «левым», ушедшим далеко вправо. Он представлял новую породу лейбористского лидера — выражение обобщенного правого сдвига в обществе. Мне стыдно сказать, что Нил Киннок — валлиец. Я тоже валлиец и горжусь своим народом. Прежде всего я горжусь уэльским рабочим классом, который со времен чартистов и восстания в Ньюпорте всегда был на переднем крае классовой борьбы. В частности, я горжусь уэльскими шахтерами, теми прекрасными сознательными пролетариями с которыми мне посчастливилось сражаться бок о бок.

Но у валлийцев есть и другая сторона, которая, как и у всех народов, резко противоположна по классовой линии. Нет большего сноба, чем валлийский сноб. Нет большего карьериста, чем валлийский карьерист. И нет в мире такого отвратительного классового предателя, как валлийский классовый предатель. Я видел множество таковых, когда учился в университете. Поэтому я могу с абсолютной уверенностью сказать: ни одна примитивная амфибия, скрывающаяся в кембрийском болоте, не выскользнула из первобытной слизи с таким рвением, как эти существа изо всех сил пытаются вылезти из низов на самую вершину классового общества. Их единственная цель — «сладить» с правящими классами, особенно с теми, кто сидит в британском парламенте. Спешу добавить на всякий случай, что любое сходство между этими замечаниями и любым человеком, живым или мертвым, является чисто случайным.

Правящий класс испытал шок, когда марксистам удалось завоевать значительное влияние в Лейбористской партии в 1970-х годах. Для подрыва Лейбористской партии было организованно отделение правого крыла и формирование Социал-демократической партии (СДП), и в то же время была начата организованная «охота на ведьм» в лице марксистов и лейбористских левых. Нил Киннок стал главным исполнителем этого дела.

Не успел Киннок, бывший так называемый «левый», выхватить лейбористское руководство из дрожащих рук своего стареющего предшественника, как он объявил тотальную войну лейбористским левым, возглавляемым Тони Бенном, которым он не был равен ни политически, ни интеллектуально, ни морально, ни в любом другом отношении. Но прежде чем уничтожить левых, сначала он должен был уничтожить тенденцию «Милитант».

Киннок знал, что именно марксисты из тенденции «Милитант» составляли настоящий костяк левого крыла партии. Послушно следуя указаниям истеблишмента и средств массовой информации, он пошел в бой против «Милитант» с фанатизмом крестоносца. Он повел «охоту на ведьм» под фанфары средств массовой информации. Он считал, что именно это обеспечит эму наивысший рейтинг на выборах. Но случилось другое: его действия деморализовали активистов Лейбористской партии, и она потеряла поддержку. В результате, несмотря на непопулярность правительства Тэтчер, «Бойо»^[4] удалось привести Лейбористскую партию к поражениям на двух всеобщих выборах.

Лейбористы были смертельно ослаблены натиском правительства Тэтчер. Тэтчер и К° громили рабочее движение при соучастии Киннока. Кроме профсоюзов шахтеров и печатников,только «Милитант» оказал серьезное сопротивление Тэтчер в Ливерпуле и в ходе кампании борьбы с Poll Tax (подушным налогом на жилье), которая в конечном счете политически прикончила Тэтчер.

В награду за свои неоценимые услуги Консервативной партии, Нил Киннок (ныне — лорд Киннок) получает солидную зарплату от Европейского Союза. Кроме того, он имеет незавидную репутацию самого долго действующего лидера оппозиции в британской политической истории, на сегодняшний день так и не ставшего премьер-министром. Его действия подорвали Лейбористскую партию, подготовив почву для открыто буржуазного лейбористского лидера в лице Энтони Чарльза Линтона Блэра^[5], человека, который считал, что Лейбористская партия никогда не должна была существовать. Кстати, Киннока активно поддерживал покойный профессор Эрик Хобсбаум — один из архитекторов «Нового лейборизма» девяностых годов.

Возвращение в Лондон: «Международное обозрение Милитант»

Я вернулся в Британию осенью 1983 года вместе со своей партнершей и товарищем Аной Муньос. Тогда мое возвращение было связано с потенциально серьезными проблемами со здоровьем. Но это было ничто по сравнению с проблемами в нашей организации. С тех пор как мы с Аной вернулись в Лондон, мы чувствовали, что что-то не так.

Как-то Ана сказала мне:

«Я приехала в Британию с большими надеждами. Тут был руководящий центр нашего Интернационала. Это должен был быть наш образец. Но сейчас я вижу, что ситуация тут обстоит совсем не так, как в Испании, и чувствую, что что-то не в порядке. Нет той атмосферы подлинного товарищества».

Питер Таафф тогда предложил ввести меня в британский Исполком назначением на один из ответственных постов. Я ответил, что приму любое назначение от нашей организации там, где буду полезен. Выбор стоял между политическим образованием кадров и теоретическим журналом Militant International Review.^[6] Обсудив этот вопрос с Тедом, я выбрал MIR. Формально его главным редактором был Линн Уолш, но при нем журнал практически умер. Я взял контроль в свои руки и приложил все усилия, чтобы оживить его.

Опыт работы в Исполкоме лишь подкрепил уже существовавшее чувство непорядка в организации. Конечно, Тед задавал общий тон политическим постановлениям на своем традиционно высоком уровне. Но было и другое. Оглядываясь вокруг, я все задавался вопросом: «Все эти успехи в рабочей борьбе… Но где же наши кадры?»

Это была тревожная мысль, но я сразу нашел сотню причин — скорее оправданий — низкого политического и теоретического уровня членов организации, включая людей из ее руководства. Товарищи были очень заняты. Организация изменилась с тех пор, как я последний раз был в Британии. Было давление массовой работы. Но необходимо было что-то предпринять, иначе можно было бы сказать, что мы строим здание всей нашей организации на песке.

Итак, с активной дружеской помощью Теда я начал работу над нашим теоретическим журналом. Было нелегко, потому что у меня было много других обязанностей. Прежде всего я нанимался Интернационалом. Половину года я находился в международных поездках. И никто не мог помочь мне с MIR. Я был единственным, кто работал над ним тогда в качестве редактора и не имел помощников.

Тем не менее, MIR выходил каждую четверть года, точно как швейцарские часы. Я всегда обсуждал передовицы с Тедом и он часто диктовал их. К этому времени ему было трудно писать. Мы регулярно сотрудничали при составлении статей. Журнал имел успех. Среди членов организации (особенно среди освобожденных работников) была реальная жажда теории. На каждом конгрессе нашей организации всегда было несколько резолюций с положительными отзывами о MIR и требующих более регулярного выпуска этого теоретического журнала.

Об этом не могло быть и речи, пока я работал один. Я неоднократно просил у Питера [Тааффа] освобожденного работника на ставке в помощь, но он всегда был уклончив. «У нас нет свободных людей», — таков был стандартный ответ. Но дело было совсем не в этом. Наконец, он неохотно позволил Клайву Химскирку помочь мне с MIR, но работа с журналом была обозначена для него как «низкий приоритет». Несмотря на высокий внутренний спрос на MIR, за все годы, что я был редактором, он никогда не обсуждался на Исполкоме. Это было неcлучайно.

Частично проблема заключалась в том, что группа, оформившаяся вокруг Тааффа презрительно относилась к теории и «теоретикам». Но, что более важно, они неодобрительно воспринимали мои дружеские отношения с Тедом Грантом, против которого они уже начали интриговать. В конце концов, Таафф решил, что я управляю MIR слишком долго. Утверждая, что у меня «слишком много отягощающих обязанностей», он заставил меня передать редакторские обязанности обратно Линну Уолшу. К тому времени я был слишком измотан, чтобы спорить с ним. Неохотно я передал руководство журналом обратно Линну.

Ливерпуль и «охота на ведьм»

Подъем троцкизма в Лейбористской партии серьезно встревожил правящий класс. Правые и их капиталистические покровители были вне себя. Они могли позволить себе смеяться над выходками сектантских группировок на задворках рабочего движения, но тут было нечто иное. Это была мощная марксистская тенденция, прочно укоренившаяся в массовых организациях рабочего класса. Она была потенциально опасна и неприемлема для правящего класса. Весь арсенал буржуазных СМИ был мобилизован, чтобы начать новую «охоту на ведьм» против «Милитант». Перед ними стояла одна цель — изгнать нас из Лейбористской партии.

Наш успех в Ливерпуле стал результатом десятилетий последовательной и терпеливой работы в партии, что в итоге позволило нам получить контроль над Лейбористской партией графства Мерсисайд. С мая 1983 года у нас был политический контроль над городским советом Ливерпуля. К этому времени тенденция «Милитант» стала известна в национальном масштабе, росла в численности и приобретала все больше влияния. Под руководством «Милитант» горсовет Ливерпуля возглавил массовую борьбу против правительства Тэтчер, что вновь поставило нас в центр внимания. Ливерпульские события показали, как последовательная коллективная борьба трудящихся даже в местном масштабе может заставить правящий класс идти на уступки.

Часто можно услышать утверждение, что марксисты серьезно не борются за реформы. Это не так. Мы отдаем себе отчет в том, что без повседневной борьбы за прогресс при капитализме социалистическая революция невозможна. Наша критика реформистов заключается именно в том, что они не борются всерьез за реформы для трудящихся, а постоянно капитулируют перед классом капиталистов. То, что произошло в Ливерпуле, является наглядным уроком, показывающим разницу между марксизмом и реформизмом.

В результате политики нашего горсовета в Ливерпуле были созданы тысячи рабочих мест и построены тысячи домов. Правительство было вынуждено пойти на большие уступки. Поддержка наших кандидатов ливерпульскими избирателями нарастала раз за разом. Можете себе представить, каковы были бы результаты, если бы Лейбористская партия на общенациональном уровне действовала именно так. Однако правое крыло подчистую разбазаривало этот политический капитал в те годы. Правое руководство во главе с Нилом Кинноком относилось с явной враждебностью к нашей политике.

Киннок не мог немедленно выступить против ливерпульского совета, боровшегося против программы сокращения работников городских служб и роста безработицы. Он лицемерно выражал «безграничное сочувствие» совету и одновременно делал все возможное, чтобы изолировать и атаковать его. Для нас единственной надеждой на долгосрочный успех была возможность того, что другие лейбористские горсоветы последовали бы примеру Ливерпуля. Но один за другим «левые» отступали в этой борьбе, а Киннок, следуя позиции правящего класса, открыто перешел в наступление на Ливерпуль и «Милитант». Он призывал лейбористов по всей стране следовать тактике «мятого щита», то есть капитулировать перед правительством тори. К 1985 году Киннок начал полномасштабную атаку на Ливерпуль. На конференции лейбористской партии он произнес речь, полную злобных нападок на Ливерпульский совет и «Милитант».

Тем не менее, следует признать, что с нашей стороны были допущены некоторые серьезные ошибки. В частности, было сделано официальное уведомление об увольнении части рабочего персонала при совете. Это был чисто тактический ход, который мы не собирались реально воплощать в жизнь. Лишь способ потянуть время в тяжбе с правительством. Реальных увольнений не было и это было объяснено профсоюзам. Но это была очень рискованная тактика, и Тед высказал серьезные возражения против нее в Исполкоме. Он предупреждал, что могут быть серьезные последствия, и он был прав. В своем выступлении Киннок особо подчеркнул проблему «совета, члены которого носятся по городу в такси, чтобы раздавать уведомления об увольнениях». Это был пропагандистский подарок для наших врагов.

Но, по правде говоря, даже будь мы тогда святее Папы Римского, а наша тактика на 101% верной, охота на ведьм началась бы в любом случае. Правящий класс был встревожен нашими успехами и был решительно настроен избавиться от нас. Травля тенденции подстегивалась крупным бизнесом, государством и СМИ. Подлинной причиной поражения в Ливерпуле стал намеренный саботаж со стороны Киннока, правых профсоюзных лидеров и нехватка какой-либо реальной поддержки со стороны глав других левых городских советов (например, Кена Ливингстона из горсовета Большого Лондона или Маргарет Ходж из совета Ислингтона). Так называемые левые, такие как Ливингстон, много шумели из-за второстепенных и модных проблем, но когда дело дошло до серьезной борьбы за вопросы, касающиеся рабочего класса, они спрятали головы в песок, оставив Ливерпуль в одиночестве. В конце концов, они прибегли к капиталистическим судам, чтобы оштрафовать и дисквалифицировать членов совета, в то время как правое крыло осуществляло партийные чистки.

22 февраля 1983 года Национальный исполнительный комитет Лейбористской партии исключил из состава Лейбористской партии пять членов редколлегии газеты «Милитант», включая Теда Гранта, который был политическим редактором. 85 резолюций было подано против этого исключения в исполнительный комитет Лейбористской партии и ни одной в поддержку! Партийные региональные конференции в Лондоне, Шотландии и на Юго-Западе выступили против чисток.

Редколлегия «Милитант» подала апелляцию, и окончательное решение должно было быть вынесено на конференцию Лейбористской партии, где руководство могло рассчитывать на свой контроль над голосованием профсоюзного блока, чтобы протащить решение. В октябре того же года эти исключения были ратифицированы национальной конференцией. Две трети окружных делегатов проголосовали против выдворения редколлегии, но апелляции были проиграны из-за голосов профсоюзов: 5 160 000 голосов «за» и 1 616 000 «против» в каждом случае, кроме одного. Тед Грант получил на 175 000 голосов больше в свою защиту, чем остальные. В дерзкой речи на конференции Тед сказал: «Мы вернемся!» Он сказал им, что марксизм ни в коем случае не может быть отделен от рабочего движения. Это была, несомненно, единственно правильная позиция.

Однако совершенно неверно утверждать, что охота на ведьм сделала нашу работу в Лейбористской партии невозможной. Наоборот, публичность очень помогла нам. В нашем координационном центре мы создали специальный отдел по борьбе с охотой на ведьм, который курировал нашу кампанию и организовывал многочисленные мероприятия. Мы наняли сотрудника по связям с прессой, так как мы были в СМИ каждый день. Лавина общественного внимания была такой мощной, что в офисе Роба Сьюэлла на Хепскотт-роуд с 1982 года были выложены целые картотечные коробки, заполненные печатными заметками о нас. В течение этого периода тенденция регулярно появлялась на телевидении и радио, и часто в новостях в популярной новостной программе «Новости в десять» на BBC.

Под влиянием охоты на ведьм и массового информационного освещения, сопровождавшего ее, тенденция «Милитант» росла довольно быстро: 1000 активных участников были зарегистрированы в 1980 году, а к концу 1983 года — 4500. В Young Socialists^[7] порядка 320 отделений поддержали тенденцию. Для сравнения, только 20 поддерживали мелкие секты, 35 поддерживали левых реформистов, и порядка 35 были нейтральны.

В 1984 году, с началом забастовки шахтеров, наша инициатива для промышленных рабочих BLOC^[8] стала самой крупной левой силой в профсоюзах. Впервые в истории троцкист Джон Маккриди был избран в Генеральный совет Конгресса профсоюзов, хотя затем правым и удалось вывести его посредством интриг. В ходе годичной забастовки шахтеров, учитывая наши позиции в горнодобывающих районах, нам удалось привлечь более 500 шахтеров в качестве активных сторонников тенденции. В 1984 году мы заполнили конференц-центр Уэмбли, собрав 3000 своих сторонников. В 1985 году национальное собрание «Милитант» численностью в 5000 заполнило Королевский Альберт-Холл. В 1988 году 7500 наших сторонников заполнили Александра-палас в Лондоне. С речью к ним обратились Тед и другие товарищи, в том числе внук Троцкого Эстебан Волков, который говорил по телефону из Мехико. Это было высшей точкой тенденции.

Тед всегда говорил, что правое крыло никогда не сдастся без боя. Охота на ведьм усиливалась все время. На депутатов, выступавших на наших заседаниях, были наложены санкции. Кульминацией стала волна исключений из партии. Но и здесь надо понимать реальный масштаб. Было изгнано не более 220 наших товарищей, но тысячи вступили в наши ряды. Только в Мерсисайде, если мне не изменяет память, у нас было более 1500 членов. Ряд местных отделений партии отказались от выполнения решений о санкциях, хотя некоторые из них были захвачены и реорганизованы, что привело к приостановке членства и чисткам. Это было, однако, неизбежно, поскольку правое крыло и стоящий за ним правящий класс никогда не собирались отказываться от контроля над Лейбористской партией без ожесточенной борьбы.

Трения в руководстве

Тед был в целом терпелив, лоялен и терпим в общении с товарищами. Но всегда была разделительная линия, которую нельзя было пересекать, имея дело с ним. Подобно Ленину и Троцкому (а также Марксу и Энгельсу) Тед был абсолютно непримиримым в теоретических вопросах. Он не был готов терпеть даже малейшее отклонение от теории или малейшую теоретическую неточность. И это не принесло ему множества друзей.

Роб Сьюэлл рассказывал мне об одном заседании ЦК, где обсуждалась работа в Young Socilalists. Молодой товарищ из Уэст-Мидлендса вмешался и сказал, что способ завоевать влияние в YS состоит в том, чтобы участвовать в эпатажных акционистских мероприятиях. Тед немедленно вмешался, чтобы поправить молодого товарища. «Трюкачеству — нет! Трюкачеству — нет!» — сказал он, резко повысив голос, чего он никогда обычно не делал. На этот раз, однако, он был полон решимости довести до сведения, что мы не должны строить свою поддержку на базе бездумных акций.

Я помню еще одно заседание ЦК, когда Брайан Бекенхем, который тогда жил в Бристоле, хотя он был из Лондона и был завербован в Университете Сассекса, выступил с речью (не помню, по какой именно теме). Брайан был хорошим товарищем, но его можно отнести к категории «вечных оппозиционеров». По этому поводу Тед проявил нетерпение и в ответ сказал: «Проблема товарищей из Бристоля заключается в том, что они не думают головой!»

Этот комментарий вызвал смех у членов ЦК, которые были хорошо знакомы с Тедом и его характером. Товарищи знали, что тут не было никакой злобы по отношению к Брайану или любому из бристольских товарищей. Тед был предельно открытым. В общении с ним никогда не могло быть какой-либо двусмысленности или недомолвки. Он высказывал свое мнение прямо и полностью. Точка. По этой самой причине он был органически неспособен заниматься интригами.

Между Тедом и Питером Тааффом постоянно нарастала напряженность, хотя она редко появлялась на публике. В частных же беседах было совсем по-другому. Во многих случаях Питер жаловался мне на Теда, на то, что с ним было совершенно невозможно работать, что он вызывал много проблем и как тяжело ему (Питеру) было иметь дело с ним. Он повторял: «Этот человек невыносим».

Само собой разумеется, я пришел в ужас от идеи раскола между ведущими товарищами. С другой стороны, мне было совершенно непонятно, что или кто был настоящей причиной этих конфликтов. Я знал, что Тед действительно может быть тяжелым и упрямым человеком, и жалобы Питера казались правдоподобными. Не раз я призывал Теда быть спокойнее, но он всегда отвечал очень угрюмо. У Теда уже было подозрение, что против него велись интриги, но я не мог поверить, что это возможно и попытался выступать в качестве посредника. Это была моя большая ошибка.

С другой стороны, я мог наблюдать как Питер Таафф использовал любую малейшую ошибку Теда, любой мелкий конфликт или несогласие на ЦК в своих интересах. Он обычно не выступал против Теда открыто, но подходил к отдельным людям после собрания и говорил им: «Видишь, как этот человек относится к тебе. Он не способен воспринимать других как равных». Тед всегда стремился к тому, чтоб ЦК носил политический и образовательный характер. Когда некоторые люди начинали жаловаться и говорить «ЦК — это не школа», то Тед решительно отвечал, что он именно ею и является. Таафф, в частном порядке, извращал эту идею и доводил до той мысли, что для Теда ЦК был лишь школой, а Тед был директором школы: «Он не уважает людей и относится к важным членам ЦК как к маленьким детям».

Лишь спустя годы мы узнали, насколько успешной была такая тактика. Многие члены ЦК поддавались на эти ложные аргументы и постепенно авторитет Теда падал. Это лишь показывает, насколько сильно к тому времени упал политический уровень многих кадров. Это стало особенно серьезной проблемой после 1980 года, когда было принято решение о том, чтобы все члены ЦК автоматически были освобожденными работниками (фултаймерами) на ставке. В результате ведущие профсоюзные деятели и кадры, такие как Пэт Уолл, Джим Брукшоу, Мюриэль Браунинг, Тони Малхерн и Терри Харрисон, были вынуждены выйти из ЦК, не имея возможности совмещать это с основной работой, а их ценный вклад в его работу был утерян.

Питер Таафф постоянно хвастался «высоким уровнем» членов ЦК, но это была просто форма лести по отношению к ним. На самом деле процесс понижения теоретического уровня становился все более очевидным. Это был, вероятно, самый важный элемент вырождения «Милитант».

Кампания против Poll Tax

После борьбы за «Ливерпуль» мы организовали и провели кампанию по борьбе с Poll Tax.^[9] Именно это и привело к отставке Маргарет Тэтчер. Это был большой успех, но кампания также выявила серьезные проблемы в тенденции. По словам Теда, иногда успехи могут быть опаснее поражений. Успех этой кампании ударил в головы ряда руководителей. Выражаясь словами Сталина, у них было «головокружение от успехов».

Когда Тэтчер ввела регрессивный жилищный налог, именно «Милитант» вела борьбу против правительства тори, вовлекая миллионы людей в массовое движение неплатежей. Тед обратил внимание на значение этого налога вскоре после всеобщих выборов 1987 года. На заседании ЦК он призвал к массовой кампании неплатежей, чтобы отменить налог. Он предсказал, что национальное движение может развернуться подобно движению против «Закона об аренде» Ллойда Джорджа в 1915 году. Этот призыв был подхвачен членами тенденции в Шотландии, где налог должен был быть введен в первую очередь.

Это должно было стать крупнейшим движением гражданского неповиновения в британской истории, и оно велось «Всебританской федерацией против полл-такс», которую создали и возглавили мы. В марте 1990 года в Лондоне прошла демонстрация 250000 человек и еще 50000 вышли на улицы в Глазго. Это впечатляющее массовое движение испугало власть имущих Лондона. К этому времени около 14 миллионов человек отказались платить налог. В конечном итоге это привело к отставке Тэтчер в 1990 году и отмене налога.

Несмотря на эти огромные успехи, в Тенденции были серьезные проблемы. Самым серьезным было то, что политический уровень кадров снижался, и руководство не предпринимало никаких мер, чтобы противостоять этому. Тед Грант постоянно подчеркивал на заседаниях Исполкома необходимость тщательного обучения и подготовки новых товарищей, вступивших в наши ряды. К сожалению, эти призывы остались в основном неуслышанными.

Новая волна новобранцев включала очень «сырых» людей. Правильно было набирать новичков быстро, но при условии, что были предприняты серьезные шаги по повышению их политического уровня. Но очень мало было сделано для обучения новобранцев марксистским идеям. Уровень тенденции, уже становясь очень низким, был еще более ослаблен. Это был своего рода «Ленинский призыв», который Сталин использовал для подавления большевистской партии большим количеством сырых, податливых членов. Это дало дополнительный импульс процессу политического упадка. Именно во время антиналогового движения этот процесс достиг решающей переломной точки.

Тед сказал как-то: «Успех может быть опасней поражения». Руководство наслаждалось успехом. Он ударил им в голову. Рядовые члены организации ринулись в водоворот чистого активизма. Центр постоянно оказывал на них давление, чтобы получать быстрые результаты. Естественно, Тед был доволен успехом кампании по борьбе с налогом, но он также видел опасности. Его неоднократные предупреждения были проигнорированы Исполкомом, который реагировал так же, как пьяный человек на вечеринке, когда кто-то предупреждает его, что утром у него будет похмелье. Они были опьянены чувством собственной значимости.

Вопрос о том, что кампания потенциально может угрожать разрушением тенденции, был поднят на совещании региональных секретарей в сентябре 1990 года. Становилось все очевиднее, что постепенно движение против налога начинает подменять собой тенденцию, что мы перегружены и поглощены им. Что мы постепенно перестаем быть марксистской кадровой организацией. Существовала реальная опасность разрушения Тенденции, если мы продолжим направлять все свои силы на кампанию. Во многих районах отделения прекратили свою обычную работу или стали де-факто координационными органами по борьбе с полл-такс.

Тенденция растворялась в Кампании. Тед критиковал подход штатных работников, подменявших все собственной работой. «Мы не можем делать это во вред нашей организации», — говорил он. Но из центра продолжали давить. Не было никаких сомнений в том, что кампания уничтожала наши кадры, которые были истощены продолжительными годами борьбы. Если бы все продолжалось так, «Милитант» была бы на грани самоуничтожения. Внутренняя напряженность в руководстве росла. Тед начал протестовать громче.

На одном из заседаний ЦК (когда кризис вошел в открытую стадию) он сравнил текущую нагрузку кампании по борьбе с полл-такс с исторической атакой легкой кавалерийской бригады. Во время Крымской войны кто-то отдал приказ, чтобы бригада легкой кавалерии двинулась вниз по долине в атаку на батарею русской тяжелой артиллерии, чего никогда не следует делать. Повинуясь приказу, легкая бригада сорвалась с места и была полностью истреблена. Наблюдая этот акт отчаянной храбрости с ближайшего холма, французский офицер сказал: «C’est manifique, mais ca n’est pas la guerre!» («Это выглядит прекрасно, но так не воюют!»)

«Головокружение от успехов»

Следует сказать несколько слов о роли Питера Тааффа, который приехал в Лондон из Ливерпуля в 1965 году, чтобы взять на себя роль секретаря группы, так как Джимми Дин покинул страну. Он был нашим первым освобожденным работником, и надо сказать, он проделал отличную работу. Питер принес большие личные жертвы, когда приехал в Лондон. Он и его жена Линда, очень верный и самоотверженный товарищ, жили в подвальной квартире в Хакни,^[10] воспитывая детей в трудных условиях.

Никто не может отрицать роль Питера в строительстве «Милитант» в первые годы. Но давайте также проясним еще одну вещь. Все политические идеи исходили от Теда Гранта и большинство организационных идей исходили из того же источника. Наши успехи были результатом политического руководства Теда. Он писал все документы и тезисы по национальным и международным вопросам. Он руководил политическими сессиями ЦК, конференциями и конгрессами. Прежде всего он отвечал за четкую ориентацию на массовые организации рабочего класса.

Это были идеи и методы, которые гарантировали наш успех, и пока мы продолжали в том же духе, мы добивались его. Но позже у некоторых лидеров началось «головокружение». Это было особенно верно для слоя молодых штатных работников, которые вышли на первый план в 1970-х годах. Наше поколение проделало нелегкий путь. Мы должны были бороться и завоевывать каждую позицию. Но этим людям не нужно было ни за что бороться. Они были немедленно заброшены на лидирующие позиции, которые они не завоевали своими собственными усилиями и которых, честно говоря, во многих случаях они не заслуживали.

Питер чувствовал разочарование в течение длительного времени. Я знаю это, потому что он часто выражал его мне. Он хотел играть более важную политическую роль в руководстве, но всегда был в тени Теда. Со временем это переросло в сильную личную антипатию, хотя он был очень осторожен и скрывал ее. Она возникала как бы подспудно, но никогда не вела к прямому и открытому политическому столкновению. Причиной этого было то, что Питер осознавал колоссальный теоретический и политический авторитет Теда. У Питера несомненно был талант, но он был в организаторской сфере. Он был очень умным и хорошим оратором, но он никогда не был теоретиком. Все идеи исходили от Теда.

Даже на более поздних стадиях вырождения «Милитант» я замечал, что всякий раз, когда Тед говорил, последователи Тааффа смотрели в окно или рисовали, в то время как сам Таафф тщательно записывал все, что говорил Тед. Конечно, в этом не было ничего плохого и это показывало, что Таафф прекрасно понимал превосходство Теда в области идей. Но у него была другая сторона, о которой я узнал только много лет спустя: он был честолюбив. Это имело катастрофические последствия для тенденции. Не думаю, что так было всегда. Это развивалось постепенно в течение длительного периода. Со временем это приняло форму не столько теории, сколько другого подхода к работе и, в конечном итоге, совершенно иной стратегии и идей о партийном строительстве.

Роковую роль сыграло его окружение. Это были молодые революционные карьеристы, высокомерные и настойчивые. Они были опьянены успехами Тенденции. Большинство, если не все из них, были молодыми студентами, пришедшими прямо из университета. Но их знание марксизма было в лучшем случае поверхностным. Нетерпеливые до быстрых результатов, они всегда искали быстрые пути и магические формулы. Они отдавали предпочтение активизму, а не теории, к которой они относились с презрением. Они жаждали руководящих позиций, которые они могли получить, только заискивая перед генеральным секретарем. Питер поощрял их и ничего не делал, чтобы сдерживать их высокомерие. Он опирался на них для поддержки в своих столкновениях с Тедом, и они питали его амбиции. В пабе велись разговоры, в которых эти парвеню говорили: «Тед слишком стар. Он оторван от реальности. Он отталкивает молодежь. Почему мы должны отягощать себя им?»

Тед традиционно выступал на двухтысячном митинге «Милитант» в рамках конференции «Молодых социалистов». Но теперь проводилась целенаправленная кампания, чтобы не дать ему слова. Были жалобы, что он говорил слишком долго и что он был неспособен объяснить что-либо. Это было полностью ложно. Тед был очень популярен среди молодых товарищей. Вот какое впечатление произвел Тед на Грега Оксли, когда тот только присоединился к LPYS:

«Я помню, как слушал речь Теда на конференции LPYS в 1974 году. Он был самым замечательным и вдохновляющим оратором. Временами я чувствовал, как шевелятся волосы на моей шее. Энтузиазм, который он мог вызвать у молодых рабочих, таких как я, не был вызван каким-либо особым стилем или даже какой-либо особой техникой ораторского искусства. Это исходило от ясности и силы его идей. Тед имел глубокое понимание политики того времени и использовал его, чтобы проиллюстрировать фундаментальные процессы. Каждой частицей своего существа он передавал непоколебимую уверенность в силе рабочего класса и в социалистическом будущем человечества».

Таафф поощрял распространение сказки, согласно которой Тед Грант был не способен говорить с молодежью. Он неоднократно говорил наедине: «Не стоит пытаться проехать весь ипподром верхом во время первой прогулки». Проблема заключалась в том, что молодые карьеристы хотели говорить и блистать в центре внимания, но никогда не могли конкурировать с Тедом. Это раздражало их и ущемляло их эго. Они утверждали, что молодежи нужно меньше теории и больше агитации. Это было совершенно неверно.

На самом деле большая часть молодежи любила слушать выступления Теда, особенно по марксистской теории. По вечерам на конференциях «Молодых социалистов», выпивая в баре, Тед давал импровизированные сессии в формате вопрос-ответ. «Задайте любой вопрос, какой захотите», — говорил он. Молодая аудитория была очарована его выступлениями о диалектике, науке, происхождении человека и Большом взрыве. Его ясное и последовательно материалистическое объяснение этих захватывающих вопросов поднимало их уровень, заставляло задуматься и побуждало к чтению.

От закулисных ворчаний и сплетен о Теде был один шаг до закулисных маневров. Таким образом постепенно сформировалась клика, которая действовала вне структур тенденции. Это не было результатом заранее продуманной стратегии. Она образовалась органически, самопроизвольно, так же как кристаллы будут образовываются самопроизвольно, как только появится подходящая среда. Постоянная критика за кулисами, злословие и шутки были направлены на то, чтобы изолировать Теда. Чего они не понимали, так это того, что вели себя как человек, который пилит сук, на котором сидит. До тех пор, пока политический авторитет Теда в руководстве был силен, он служил делу нашего единства. Уничтожая этот авторитет, они работали на уничтожение «Милитант».

Я был в Испании во второй половине 1970-х годов, когда этот процесс начал обретать форму, но я постоянно держал связь с Британией и возвращался несколько раз в год, чтобы сообщить о нашем прогрессе. Питер Таафф, с которым я был в хороших отношениях, всегда спрашивал меня, что я думаю о британской секции. Он хотел услышать слова похвалы и обычно я не разочаровывал его. Но я был обеспокоен некоторыми вещами. На конференции LPYS, которую я часто посещал, у нас теперь было решающее большинство. Правое крыло (которое в LPYS было представлено левыми реформистами) составляло небольшое меньшинство и было другое, еще более незначительное, меньшинство сектантов. Никто из них не представлял для нас угрозы. И все же я заметил, что когда они выдвигали критические резолюции, вместо того чтобы отвечать на них политически и использовать дебаты для поднятия уровня, их просто задвигали.

Мне это не понравилось и я счел это ненужным и контрпродуктивным. Я выразил свои опасения Питеру. Когда он задал мне обычный вопрос: «Что ты думаешь о британской секции?», я сказал, что обеспокоен некоторыми освобожденными работниками. «Почему?» — удивленно спросил он. «Ну, во-первых, я не могу добиться от них нормальной политической дискуссии. Все, что я получаю, это бесконечные отсылки к руководящим органам и резолюциям. Эти люди не способны отличить своей задницы от своего локтя». Я думаю, он был искренне потрясен. Но это была правда.

Конечно, Питер Таафф намного превосходил свое окружение. Он прекрасно понимал роль Теда. Он не пытался выгнать Теда из организации. Он просто хотел немного больше внимания. Разве он не заработал его своей неустанной работой все эти годы? И разве Тед не стал ему препятствием? Он хотел, чтобы Тед отошел в сторону, изящно ушел в отставку и передал организацию «молодой гвардии».

Однажды он сказал мне: «Ты не думаешь, что человек возраста Теда должен сидеть перед камином и читать газету в туфлях?» Он сказал это в своем обычном шутливом стиле, поэтому я просто рассмеялся. Но Тед не видел в этом ничего смешного. Он говорил: «Они хотят отправить меня в заднюю комнату, где я буду писать им документы и давать идеи. Но я не парень для сидения в задней комнате и никогда им не буду!»

Оглядываясь назад сейчас, я вижу, что за процесс происходил. Конечно, мудрость задним числом — самый дешевый вид мудрости. Нелегко было разглядеть явление, складывающееся постепенно, почти незаметно. Это было особенно верно для меня, так как я жил в Испании в это время. Однако была другая, более важная причина. Если вы не ищете что-то, вы вряд ли увидите это. В конце концов, мы потратили годы на борьбу за завоевание этих позиций, так что это было похоже на осуществившуюся мечту. Успехи Тенденции были реальными и ощутимыми. Поэтому я не был склонен серьезно критиковать или придираться к чему-либо. Это была моя ошибка.

Идея о том, что ведущий товарищ может поставить личный престиж над интересами рабочего класса и социалистической революции, казалась мне настолько чуждой, что я никогда всерьез не принимал ее во внимание. Можно понять, как человек может быть жадным до власти в большой организации, скажем, Лейбористской партии, профсоюзе или в Советском Союзе. Но быть жадным до власти в относительно небольшой и бедной революционной группе — это было за пределами моего понимания.

Когда все наконец встало на свои места, большинство с негодованием отреагировало на обвинение в том, что в организации существует бюрократический режим (хотя это было вполне верно). Они говорили: «С марксистской точки зрения бюрократия должна иметь материальную основу. Где наши привилегии? У нас нет больших зарплат». Отвечая на этот аргумент, Тед указывал: «У бюрократии не обязательно есть материальная база. У вас может быть бюрократия в футбольном клубе или в круге для вязания пожилых женщин, не бюрократия, как у профсоюзов или Советского Союза, а особенно ядовитая бюрократия, основанная на личном престиже, интригах и борьбе за должности». Как же он был прав!

Маневры в Интернационале

Питер Таафф спросил меня, не нужна ли мне помощь в работе Международного Центра. Признаюсь, мне было очень приятно принять это предложение, так как мы были серьезно недоукомплектованы. Они прислали мне «подкрепление» в лице Тони Сонуа, Лоуренса Коутса и нескольких других людей. Последним был сын Кена Коутса, о котором мы уже упоминали. Если бы я был генетическим детерминистом, я бы сказал, что он унаследовал все худшие черты своего предка, помноженные на десять. Он был худшим из той компании, но все они были «кадрами» школы Тааффа. Проблемы начались практически сразу.

На Хепскотт-роуд они обычно называли Интернационал «международным отделом». Эта маленькая деталь много говорит об их реальном отношении к КРИ (Комитету за рабочий интернационал). Они рассматривали его как простой довесок к британской организации и ее руководству. Любой мелкий пигмей из Британии представлял себя гигантом по сравнению с лидерами других секций. «Интернационал должен знать свое место!» Они купались в достижениях других и наслаждались властью, которой они не заработали и не заслужили.

Этот психологический настрой получил физическое проявление, когда из-за нехватки офисных помещений «международный отдел» был переведен в отдельную подсобку на парковке возле главного здания на Хепскотт-роуд. Эти молодые карьеристы чувствовали себя в высшей степени уверенно. Сидя за столами в подсобке и имея прямую связью с генеральным секретарем, они чувствовали, что наконец-то «добились своего». Они имели «власть» и могли делать то, что им нравилось. Единственная небольшая проблема заключалась в том, что на пути были некоторые люди, а именно Тед Грант, Алан Вудс и Ана Муньос. Ну и что? С ними рано или поздно разберутся.

Они начали распространять свое влияние на другие национальные секции. Эти секции были в основном довольно малы, а их лидеры молоды и неопытны. Авторитет британской секции был колоссальным. Таким образом, было вполне естественно, что люди предполагали, что любой освобожденный работник Интернационала будет иметь такие же полномочия.

«Кадры» начали господствовать над секциями. Они считали себя великими теоретиками, хотя не понимали марксизма. Их выступления напоминали мне о книгах вроде «Философия для начинающих» или «Политика для чайников» и т.д. Но все это они произносили как нечто невероятно глубокое. Но при этом они были совершенно неспособны применять эти аналитические инструменты. Так не могло продолжаться вечно. Как в известной фразе Авраама Линкольна: Вы можете дурачить немногих людей все время, и всех людей время от времени, но вы не можете обманывать всех людей все время. Был один конфликт за другим. Я получал жалобы на поведение международных штатных сотрудников. Но я ничего не мог с этим поделать самостоятельно.

Я неоднократно жаловался Питеру на поведение некоторых молодых штатных сотрудников, которых он послал в Международный отдел якобы чтобы помочь мне. На самом деле они делали обратное. Я рассказывал ему о своих проблемах, а он внимательно слушал и принимал к сведению. Он всегда казался сочувствующим. Он издает правильные звуки: «Он действительно так делал? Понимаю. Ну, я должен поговорить с ним об этом»; «Не волнуйся, я разберусь с этим» и т.д. Конечно, все это было притворством. Я уверен, что он говорил со своими «парнями» впоследствии. Говорил что-то вроде: «Будь осторожнее. Алан задает вопросы». Все на некоторое время успокоится, а затем начинается по новой.

Тед сказал мне, что я зря трачу время: «Ты жалуешься Сатане на Вельзевула». Как оказалось, он был совершенно прав. Ана и я были изолированы. Сонуа и Коутс имели прямую связь с канцелярией босса, и решения принимались за нашими спинами. Поведение Коутса по отношению к Ане было особенно мерзким. Постоянных мелких преследований, давления и унижения было достаточно, чтобы подорвать моральный дух товарища, который всегда демонстрировал образцовую преданность и верность революционному делу.

Я не сомневаюсь, что это был трусливый способ добраться до меня — через мою жену. Чтобы не увеличивать давление на меня, она не сообщала мне, что происходит. Ана прошла через суровую школу подпольной революционной работы при диктатуре Франко. Она была задержана полицией после демонстрации, помещена в камеру и избита. Она — смелый и неприхотливый человек. Однако позже она рассказала мне, что пострадала от этого преследования больше, чем от рук полиции Франко. В конце концов у нее случился нервный срыв.

Разве это так сложно понять? Мы революционеры. Мы ожидаем, что на нас будет нападать и давить классовый враг. Но быть преданным и подвергнуться жестокому обращению со стороны своих товарищей — это очень трудно вынести. Таким образом, даже самые крепкие революционеры оказываются разоруженными перед лицом агрессии людей без каких-либо моральных сомнений, которые узурпируют ответственные должности и оскорбляют их в своих собственных целях.

Все становилось хуже. Последовал целый ряд «инцидентов». Лидер французской секции, Грег Оксли, был временно исключен. У женщины-лидера датской группы был нервный срыв, в Швеции был кризис. Также был кризис в Греции. Мы обнаружили, что ирландское руководство подало в отставку. Я считаю, что решающим годом был 1989 год.

Затем в 1990 году мы узнали, что большая часть немецкого Исполкома (четверо из шести) подало в отставку. В случае Германии это было связано с революционным кризисом на Востоке, где массы вышли на улицы, а сталинистский режим рушился. Я считаю, что товарищи в Западной Германии допустили некоторые политические ошибки в своем подходе к этим событиям. Но наша работа была в том, чтобы убедить их, а не делать все через их головы. Вместо этого германский Исполком был полностью проигнорирован и маргинализован.

Метод устранения лидеров национальных секций был впервые применен Джоном Троном в начале 1980-х годов в Германии, когда он отправил соучредителя секции Ханса Герда Эффингера из национального центра для работы в провинции. Это было примерно похоже на то, как Хрущев отправлял Маленкова работать управляющим электростанцией в Казахстане. Это был очень плохой прецедент. С 1986 года Боб Лаби был назначен ответственным за Германию, задача, для которой он был совершенно непригодным. В результате возник кризис. Было сформировано новое руководство, на которое можно было бы положиться в деле следования линии из Лондона.

Причины этих кризисов и отставок никогда не были понятны ни Теду, ни мне. К этому времени мы были фактически убраны в сторону. Ясно, что вся информация была подвергнута цензуре кем-то в центре. Степень, в которой нас держали в неведении, проявилась только позже, когда разразился кризис в «Милитант». Летом 1991 года мы отправили товарища Алистера Уилсона в Дублин, чтобы связаться с Финном Джани. Финн был нашим первым членом на юге Ирландии. Но я не имел с ним никаких прямых отношений и поэтому не имел его номера телефона. Алистер нашел номер телефона в телефонном справочнике Дублина, и я позвонил ему. Разговор прошел так:

— Привет, Финн, как ты?
— Очень хорошо, спасибо, как ты?
— Много времени не виделись.
— Да, это так [пауза] Полагаю, ты знаешь, что я больше не являюсь членом организации?
— Да, Финн, я это знал. Но я не знаю почему.
— Как?! Разве ты не читал мое письмо?
— Какое письмо?»

Похоже, что ушедшие в отставку товарищи направили письмо в Международный секретариат в 1989 году, объяснив причины своих действий и сделав серию критических замечаний по поводу того, как велась ирландская секция. Ни Тед, ни я никогда не видели это письмо. Если бы мы знали о нем, то по крайней мере мы бы задавали вопросы. Но это письмо дошло до чьего-то письменного стола на Хепскотт-роуд и не выходило за его пределы. Естественно, когда товарищи не получили ответа, что они должны были подумать? Они предположили, что секретариат был единодушен в неприятии. Сколько других писем прошло по тому же пути? Возможно, мы никогда не узнаем.

Уолтонская авантюра

Рост «Милитант» казался неудержимым. Журналист Би-би-си Майкл Крик, который написал книгу о Тенденции, назвал ее пятой по величине политической партией в Великобритании. Конечно, мы не были партией, но в этом утверждении есть доля правды. Но все это вскоре будет уничтожено безответственной авантюрой. В апреле 1991 года группа вокруг Тааффа убедила его начать «новый поворот» в Шотландии и создать там открытую организацию. Все это было сделано за спиной самой организации и ее избранных органов.

В начале того же года в Лондоне прошла Национальная конференция. Документ «Британские перспективы», написанный Тедом от 12 ноября 1990 года, был представлен и принят единогласно. В этом документе не было ни малейшего намека на какие-либо изменения в нашей тактике или на отказ от работы в Лейбористской партии. Тем не менее, в течение нескольких месяцев ситуация изменилась коренным образом. В июне Тенденция была демагогически вовлечена в борьбу на дополнительных выборах в ливерпульском округе Уолтон. Товарищи из Ливерпуля решили выставить Лесли Махмуд отдельным кандидатом под именем «Настоящих лейбористов» против официального кандидата от лейбористов Питера Килфойла. Это было поддержано Питером Тааффом.

Как можно объяснить столь внезапные изменения? Такой важный поворот, который представляет собой драматический разрыв со всеми нашими предыдущими традициями и методами работы, должен был быть результатом тщательных и демократических дебатов на всех уровнях организации. Но их не было. Все это было проведено за спиной организации. В течение многих лет некоторые люди в Ливерпуле склонялись к тому, чтобы покинуть Лейбористскую партию, особенно после охоты на ведьм, последовавшей за разгромом Ливерпульского совета. В то время они были отговорены Исполкомом. Питер Таафф согласился с Тедом, что такой шаг будет катастрофическим. Но теперь он изменил свое мнение.

Руководство решило сделать эти выборы приоритетными. «Милитант» привлекла товарищей со всей Британии и даже из-за рубежа. Никаких средств не щадили и товарищей уверяли, что мы можем выиграть даже против Лейбористской партии. Это показало, насколько руководство было оторванным от реальности. Результат был шокирующим. Лесли получил 2613 голосов, а за кандидата от Лейбористской партии Килфойла было подано 21 317 голосов. Несмотря на всю работу, которую мы проделали, и несмотря на сверхчеловеческие усилия, приложенные к избирательной кампании, мы решительно проиграли. Члены организации были деморализованы, но вместо того, чтобы пересмотреть свою позицию, руководство большинства провозгласило катастрофический результат «успехом», который должен последовать в других частях страны! На первой полосе газеты был опубликован заголовок: «2613 голосов за социализм!»

Любой может ошибиться. Но если ошибка не будет исправлена, это приведет к более серьезным ошибкам. Вместо того, чтобы признать ее, большинство одобрило резолюцию по Уолтону, которая приветствовала этот опыт как большой успех. В нем говорится: Мы создали задел на будущееРезолюция «Милитант» по Уолтону (§ 6)^[11] (пункт 6). Далее: Мы заняли принципиальную позицию в Уолтоне; В результате «наш авторитет будет значительно повышен». И далее: Мы подтверждаем правильность нашего решения выдвигаться независимо в УолтонеРезолюция «Милитант» по Уолтону (§ 7)^[12] (пункт 7). Решение не выдвигаться на выборах на месте не было бы понято лучшими работниками в районе Ливерпуля. Это было бы нарушением долга перед нашим классом и привело бы к деморализации левых сил в ЛиверпулеРезолюция «Милитант» по Уолтону.^[13] И так далее, и тому подобное.

Все время они продолжали кормить своих сторонников дикими преувеличениями, такими как следующее: Настоящие лейбористы работают три недели в Уолтоне. (…) У Уолтонских „Настоящих лейбористов“ уже есть больше членов, чем у официальной лейбористской партии. Мы продолжим; левые получат контроль над городским советом в течение следующих двух летИз статьи Лесли Махмуд в Militant 5 июля 1991 г.^[14]

Сама жизнь нанесла смертельный удар по этим иллюзиям. На местных выборах в мае 1992 года широкие левые кандидаты были уничтожены, а Лесли потеряла свое место в совете. С того момента все покатилось под гору. Как предупредил Тед, эта авантюра разрушила все достижения, которых добились сорок лет терпеливой работы в Ливерпуле. И это был не конец. В течение относительно короткого периода времени, после изгнания Теда, меня и остальных представителей меньшинства, руководство ливерпульской организации было смещено, а тенденция на Мерсисайде прекратила существование, что привело к массовой деморализации.

Что Тед говорил на счет Уолтона?

Группа вокруг Питера Тааффа, которая была необъявленной фракцией в руководстве, решила пойти по проторенному пути всех сект и отделиться от Лейбористской партии. Сначала была предвыборная авантюра в Уолтоне, за которой последовал так называемый шотландский поворот, который Тед справедливо назвал угрозой всей сорокалетней работе.

Тед Грант, естественно, был против уолтонской авантюры. Но ведущая группа была полна решимости продолжать в том же духе. Для этого им сначала пришлось уничтожить авторитет Теда, убрать его и тех из нас, кто его поддерживал, со сцены. Очень быстро это привело к серьезному внутреннему кризису и разрушительному расколу.

Резолюция меньшинства, составленная Тедом и Робом Сьюэллом, была представлена на заседании ЦК, которое состоялось вскоре после поражения на выборах. Это был ответ на резолюцию большинства, которая восхваляла авантюру в Уолтоне. Стоит процитировать полностью:

Если мы хотим развить нашу организацию и подготовить почву для будущего, мы обязаны серьезно взвесить все наши действия в свете недавнего опыта и извлечь уроки из наших ошибок. Те, кто не в состоянии распознать свои ошибки или признать их, неоднократно заявлял Троцкий, никогда не смогут построить жизнеспособную, здоровую организацию.

Охарактеризовать результат в Уолтоне как некую «победу» означает полностью неверно истолковать ситуацию и внести беспорядок в ряды организации. Наша первая обязанность состоит в том, чтобы рассказать о том, что реально получилось, а не то, что мы хотели бы видеть. Представить неудачу подобным образом — худший вид обмана для марксистской организации.

Выступая с критикой, мы ни на йоту не отрицаем безупречные усилия и жертвы товарищей, участвовавших в избирательной кампании, которые стремились вопреки всему добиться победы на выборах.

Проблема напрямую связана с ложной политикой самостоятельности.

Решение было проведено ЦК после того, как ему был дан полностью искаженный и, следовательно, ошибочный взгляд на положение в Уолтоне. К сожалению, большинство товарищей позволяло себе действовать исходя из субъективных соображений, то есть из их ненависти к Килфойлу. Это правда, что Килфойл — гангстер, но так обстоит дело с большинством правых кандидатов на национальном уровне.

Аргумент, используемый большинством для обоснования своей позиции, о том, что мы должны ориентироваться на «независимую» работу в будущем, не является чем-то новым. Мы в значительной степени, как на национальном, так и на международном уровне, были вынуждены сделать это из-за краха левого реформизма, бума, сдвига социал-демократии вправо и фактического краха во многих странах сталинистских партий. Но наша ориентация на массовые организации была решающей. Чтобы выставить кандидата в Уолтоне, нужно было порвать с методом, перспективами и теорией, сформулированными за сорок лет. Сейчас выдвигают предположение, что, несмотря на поражение в Уолтоне, кандидатов можно выставить в Шотландии и в других местах.
Нашим величайшим достижением за десятилетия стало то, что мы стали влиятельной составной частью левых. Несмотря на отступление левых как в профсоюзах, так и в Лейбористской партии, мы были бы стратегически готовы стать важной и даже доминирующей частью левых.

Основой политического капитала тенденции в Британии и на международном уровне было то, что мы были задуманы как составная часть рабочего и профсоюзного движения. Мы полностью отличались от сект, которые пытаются создавать фантомные «массовые» революционные партии вне времени, опыта и сознания масс.

Исключая нескольких стран, классические условия для энтризма не существовали в течение сорока лет. Это, безусловно, имело место и в Британии. Вся наша профсоюзная и политическая работа должна определяться нашей ориентацией на Лейбористскую партию.

Классические условия для энтризма, несомненно, возникнут в следующую эпоху — два, три, пять или даже десять лет — по мере развития кризиса мирового капитализма и особенно британского капитализма.

Эти условия:
Революционный или предреволюционный кризис.

Руководство социал-демократии теряет полный контроль над партией.

Массы переходят к левым реформистским или даже центристским выводам — внутри партии происходит социальное брожение. Рядовые члены партий становятся открытым для революционных и марксистских идей.

Присутствует субъективный фактор, позволяющий воспользоваться ситуацией.

Но выставляя отдельного кандидата или кандидатов, мы подвергаем опасности эту работу. Это может привести к полной неразберихе среди новых членов, особенно молодежи, которая может перейти к нам в ближайшие несколько лет. Это будет полная неразбериха среди кадров, которые могут сделать опасные выводы. Они могут стать ультралевыми авантюристами, что, в свою очередь, быстро приводит к пассивности и конформизму.

Можно выдвигать аргумент в пользу независимой революционной партии, хотя и неверный. Но идея «альтернативной» или «настоящей» лейбористской партии является мертворожденной. Быть ни рыбой, ни мясом — значит выбрать наихудший путь. Несколько лет назад мы смеялись по поводу ламбертистов во Франции, которые пытались создать альтернативную Социалистическую партию. Как и у ламбертистов, попытка создать «замещающую» лейбористскую партию в Ливерпуле может закончиться полным провалом.

Мнение многих работников профсоюзов, которые считают Лейбористскую партию своей партией, — это восприятие нас как людей чуждых их политическим устремлениям. Пропаганда «Милитант» в течение последних четырех недель только усилила это впечатление.

До сих пор рабочие признавали, что мы организованы, но являемся составной частью Лейбористской партии. Но теперь создание «организации» или партии в Шотландии нарушит это восприятие. Иллюзия того, что такая организация или партия может присоединиться к лейбористской партии, как, например, Независимая рабочая партия или как ассоциированная независимая единица, является ложной и даже опасной.

Независимая Лейбористская партия, несмотря на то, что ранее какое-то время придерживалась центристской политики, имела сходство с бюрократией лейбористов. Они не боялись НЛП, но рассматривали ее как «свой» возможный левый фланг, когда рабочие двигались влево, мешающий им делать революционные выводы. Они были бы напуганы революционной марксистской организацией или партией. Бюрократия изменила конституцию, чтобы предотвратить вступление людей в Компартию в послевоенный период. Невозможно даже самой левой рабочей партии принять для себя принадлежность к марксистской партии или организации.

Теперь, если до или после всеобщих выборов Киннок начнет массовую чистку на национальном уровне, результаты могут быть катастрофическими. Раньше, если бы началась массовая чистка, мы бы сохранили сочувствие и поддержку широких слоев лейбористской партии и профсоюзов. Теперь им будет безразлично. Если у вас есть независимая партия или организация, организуйте ее. Вы можете грести на своем каноэ, не связывая себя с Лейбористской партией.

Аргумент о том, что, когда возникнут условия для энтризма, то мы можем поменять политику, не выдерживает критики. Молодежь и промышленные работники, лишенные опыта «независимой» ориентации, не будут готовы к переменам. В таком случае мы получим крупномасштабный массовый кризис. Кроме того, было бы очень трудно вернуться назад в этих условиях. В то же время мы потеряли бы многих, если не большую часть новых членов.

Наши методы были поставлены под угрозу ультралевым поворотом в Ливерпуле, а теперь и в Шотландии. Последствия этих поражений станут явными в перспективе ближайшей пары лет.

Как и предсказывалось, группа «широких левых» мало что представляет сосбой без наших товарищей. Она развалится. Так или иначе, широкие левые составляют порядка 400 человек — 100 в Уолтоне, 300 в остальной части Ливерпуля.

Ошибка большинства товарищей состояла в том, что они не понимали, что «левые» в профсоюзах и Лейбористской партии опережают в своих требованиях широкую массу рабочих. Теперь вся Ливерпульская Лейбористская партия и профсоюзы уйдут под контроль правых в течение пары лет.

Ливерпульская организация должна будет содержать два аппарата — «настоящих лейбористов» и «Милитант».

Лейбористская партия на национальном уровне была низведена до скелета. Но не она будет «увядать на корню», а искусственная альтернативная лейбористская партия, которая создается в Ливерпуле.

«Левые», поставившие под сомнение реакционную политику реформистов в советах, профсоюзах и национальной бюрократии, в своем «нетерпении» могут лишь на время сделать ультралевые и «радикальные» выводы, только чтобы позже вернуться на реформистскую позицию, посчитав, что рабочие массы их «подвели».

На промышленном фронте у нас есть пример Pilkington в начале 1970-х годов, когда предательство забастовки национальным руководством GMBU при лорде Купере привела к созданию «независимого профсоюза». Это было поддержано SWP, WRP, Компартией и левыми из газеты Tribune. Тогда мы выступили против этого и указывали на потенциальные последствия. Большинство рабочих не поддержали профсоюз. Работодатели и профсоюзная бюрократия объединились, чтобы разбить его.

К сожалению, многие из ливерпульских товарищей, основываясь на своем успехе на выборах в совет, думали, что могут повторить это в парламентской плоскости. Вместо того, чтобы большинство ведущих товарищей Тенденции решительно выступили против этого, они капитулировали перед этими настроениями. Это будет иметь тяжелые последствия для Тенденции в Ливерпуле и на национальном уровне.

Это урок попыток создания независимых «левых» рабочих партий в довоенный и послевоенный период. Подобные усилия были обречены на провал. Авантюра со стороны ливерпульских товарищей неизбежно потерпит неудачу и будет иметь негативный эффект для ливерпульской организации, которая вплоть до настоящего времени должна была поддерживаться национальной тенденцией.

Новые слои в профсоюзах, даже с правым лейбористским правительством, будут ориентироваться не на нас, а на Лейбористскую партию, если будут пытаться изменить его политику. Это тупик, к которому ведут нас товарищи.

Аргумент о том, что не было альтернативы независимому выдвижению, является ложным от начала до конца. Тот факт, что решение принималось на основе того, что 500 рабочих, присутствовавших на похоронах Эрика Хеффера, хотели, чтобы независимый кандидат выставил свою кандидатуру, демонстрирует лишь отсутствие объективности и чувства меры со стороны ливерпульского и национального руководства. Население Ливерпуля составляет 500000 человек. Уолтон насчитывает 70000 человек.

Идея, что мы должны были выдвигаться из-за давления со стороны рабочего класса, оказалась ложной, учитывая голосование и отсутствие участия со стороны широких левых. По сути, организация заменила себя «широкой левой».

На каждом этапе товарищи по большинству должны были усомниться в своих преувеличенно оптимистичных взглядах и ожиданиях, учитывая реакцию рабочих Уолтона. По мере продвижения кампании сообщения варьировались от «победы» до «ноздря в ноздрю», затем «существенной доли голосов», до 10000 голосов, 5000 голосов, а затем, наконец, до 3000 голосов. Конечно, эта динамика не упоминалась в наших публичных материалах, что дезориентировало наших товарищей и сторонников.

Широким левым были сделаны большие уступки: не продавать газеты открыто, не собирать БФ [Боевой фонд] и т.д., На официальном митинге не было листовок «Милитант». Вербовка не рассматривалась как приоритетная задача, несмотря на то, что удвоение и даже утроение членства в Мэрсисайде было заявлено официальной целью. Все было подчинено получению максимального процента голосов. Даже программа, на которой мы стояли, не была революционной. Не было никакого объяснения капиталистического кризиса и необходимости социалистической плановой экономики и т.д. Программа, которую мы предложили работникам Уолтона, была фактически лево-реформистской. Наши идеи были принесены в жертву, чтобы сохранить «единство» широких левых, которые все равно отказались участвовать в кампании. Похоже, что теперь они готовятся атаковать нас за неудачу кампании!

Аргумент, что если бы мы отказались выставить свою кандидатуру, остальные широкие левые выдвинули бы кандидатуру от себя, является ошибочным. У нас было большинство в коалиции и мы могли оказать давление на нее. На самом деле именно мы задавали повестку. С другой стороны, если бы осколок «широкой левой» осуществил бы выдвижение, то мы могли бы отмежеваться от них. Мы могли бы поддержать официального кандидата от лейбористов, критикуя при этом самого Килфойла, местную и национальную бюрократию Лейбористской партии и проводя социалистическую и революционную политику.

В этом нет ничего «нового». Мы придерживаемся этой позиции в течение многих лет и она отличает нас от сект. Кампания политико-теоретического просвещения членов нашей тенденции в Ливерпуле могла бы предотвратить уолтонское фиаско. В дальнейшем мы можем потерять членов и сторонников в Ливерпуле, поскольку бесполезность сохранения мертворожденной «настоящей» Лейбористской партии становится очевидной для всех.

В течение последних десятилетий секты нас критиковали за якобы «пассивность» и «конформизм» по отношению к бюрократии, так как мы отказывались порвать с Лейбористской партией. Мы смеялись над этой глупостью. Теперь, из-за отсутствия лучших доводов, большинство приняло такую же ложную критику меньшинства. Продолжение проверенной марксистской политики не является пассивностью.

Мы были на переднем крае, выступая за то, чтобы Тенденция проявляла инициативу и вела независимую работу, но всегда при условии, что вся работа определяется нашим общим направлением, перспективами, стратегией и тактикой.

Эта акция, несомненно, сыграла на руку Кинноку, Килфойлу и Риммеру, которые смогли изобразить результат как свою победу для и выражение недоверия организации со стороны уолтонских рабочих. Теперь она будет использоваться, как и предполагалось ранее, для оправдания чистки в Ливерпуле и других городах.

Чтобы мы могли избежать катастрофических ошибок такого рода в будущем, необходимо признать реальность ситуации и извлечь необходимые уроки, касающиеся среднесрочного и долгосрочного развития нашей работы.

Прежде всего, мы должны стремиться избежать болезни ультралевезны и нетерпеливости. Случившееся следует рассматривать именно через эту призму. Вот почему предлагаемый «шотландский поворот» — создание независимой организации — будет серьезной ошибкой и приведет к отказу от 40-летней последовательной работы».

Резолюция меньшинства в ЦК «Милитант» ^[15]

Только два голоса были отданы за эту резолюцию, но Тед и Роб попросили распространить ее среди членов. После долгой задержки она была распространена, с четким обозначением как резолюция «меньшинства». Кроме того, к ней была прилагалась заметка, в котором приводятся цифры голосования в ЦК, что никогда не делилось ранее, даже с документом Коксхеда. Целью было показать, что «меньшинство» было разбито «большинством», и дать четкий посыл рядовым членам. Для «большинства» все средства были допустимы, если они служили обеспечению их победы.

Шотландский поворот

Под давлением нашей критики большинство по-прежнему формально подтверждало важность работы в Лейбористской партии. В резолюции большинства говорится, что под воздействием крупных промышленных и политических конфликтов внутри Лейбористской партии появятся левые реформистские и даже центристские течения Резолюция большинства по Уолтону, июль 1991 г., §11^[16] и что Лейбористская партия остается массовой партией британского рабочего класса и по-прежнему необходимо, чтобы мы ориентировались на развитие в ней Резолюция большинства по Уолтону, июль 1991 г., §12.^[17]

«Поэтому мы не будем, как это делали в прошлом секты, ставить крест на Лейбористской партии… Даже если официальные связи с профсоюзами будут нарушены, это не будет означать, что Лейбористская партия исторически исчерпала себя.
Движение пролетариата неизбежно найдет свое отражение в этой партии со стороны профсоюзов».
Nationalism, Scotland and the Marxist approach, May 1992, pp. 13-14. ^[18]

Однако за сравнительно короткий период такой подход был бесцеремонно отброшен. Почти за одну ночь, без каких-либо серьезных объяснений, Лейбористская партия якобы стала «буржуазной партией», ничем не отличающейся от тори и либерал-демократов. Теперь вместо того, чтобы «ориентироваться на развитие в Лейбористской партии», они призывают профсоюзы отказаться от Лейбористской партии.

Во время так называемых дебатов о «повороте» они систематически искажали идеи меньшинства: Независимо от времени, места или обстоятельств задача, сказал Тед Грант, заключалась в том, чтобы марксисты просто сидели в Лейбористской партии в ожидании, что поддержка материализуется, когда «объективные» условия будут достаточно созревшими.«Подлинная история «Милитант»: ответ Теду Гранту и Робу Сьюэллу, октябрь 2002 г.^[19] Где мы когда-либо заявляли подобную ерунду? На нее нет ссылки, так как ее не существует. Это просто повторение лжи, распространяемой сектами о нас в прошлом!

Вскоре за уолтонской авантюрой последовал шотландский поворот. Вначале это представлялось чисто местным, шотландским делом, которое они обосновывали с точки зрения конкретных условий в Шотландии: в документе «большинства» говорится: В Шотландии существуют особые условия, которые заставили нас предпринять серьезный тактический сдвиг.Шотландия — Перспективы и задачи, 1991^[20]

Таким образом, сторонники большинства утверждали, что необходимость «серьезного тактического сдвига» была продиктована чисто местными условиями в Шотландии, а именно ростом шотландского национализма и ростом электоральной силы ШНП.^[21] Тед указал, что реальная позиция большинства не была специфически характерной для одной лишь Шотландии. Он предупредил, что шотландский поворот завтра будет британским, а послезавтра — международным.

«Серьезным тактическим сдвигом» было создание независимой партии в Шотландии, хотя это нигде не было заявлено. Документ меньшинства, который был продиктован Тедом, отвечал на это следующим образом:

«То, что ШНП может начать расти на основе предательства со стороны реформистов, вполне возможно. Но аргумент, что мы можем каким-то образом предотвратить это, создав открытую организацию в Шотландии, неверен от начала до конца. Только путем борьбы за вооружение рабочего движения правильной политикой можно остановить движение к национализму». «Новый поворот — угроза сорокалетней работе» ^[22]

Как неистово они это отрицают! Они обвинили меньшинство в лжи, вложении слов в их уста и так далее. Все это время они подталкивали Тенденцию в направлении сектантского болота, громко заявляя о своей невиновности. Они действовали осторожно, как охотник, который не хочет спугнуть свою жертву перед тем, как выстрелить в нее.

Даже в 1993 году они все еще с негодованием отрицали обвинение в разрыве с Лейбористской партией:

«Мы не повторяем ультралевые ошибки сект, особенно SWP. Для них Лейбористская партия мертва, и нет никаких сомнений в том, что она вернется к жизни с притоком рабочих в будущем» Ответ Исполкома бывшему меньшинству, 10 февраля 1993 г.^[23]

И еще:

«Ничто из того, что мы сказали или сделали, не может быть неправильно истолковано как «разрыв» с работой в Лейбористской партии. Нигде мы не предложили создание «открытой революционной партию». Экс-меньшинство пытается утверждать это на основе одного или двух отдельных комментариев». Ответ Исполкома бывшему меньшинству, 10 февраля 1993 г. ^[24]

В 7 пункте документа «большинства» под названием «Шотландия: перспективы и задачи» (1991) говорится:

«Конечно, нужно избегать ультралевизны. Как тенденция, мы всегда сопротивлялись искушению забегать слишком далеко впереди событий, переоценивать свои силы, торопиться с необдуманными и безрассудными решениями, о которых мы позже пожалеем. История усеяна трупами потенциальных революционных групп, которые сели на мель подобной политики». «Шотландия: перспективы и задачи», 1991 ^[25]

Ирония заключается в том, что именно это произошло с ними. И опять же:

«Неверно, что «все секции интернационала уходят от массовых организаций»(…) Нет никакого международного поворота». Ответ Исполкома бывшему меньшинству, 10 февраля 1993 г. ^[26]

Эти постоянные опровержения напоминали одну из знаменитых строк в «Гамлете»: Мне кажется, что дама слишком много протестуетГамлет, Акт III, сцена II.^[27] Это была ложь. Тед всесторонне уничтожил бесчестные попытки большинства представить поворот как маленькое локальное мероприятие, продиктованный местными условиями:

«Сторонники шотландского поворота утверждают, что в Шотландии существуют особые условия, которых нет больше нигде. Тот же аргумент о конкретных условиях в Ливерпуле был использован еще вчера, чтобы оправдать поворот в Уолтоне, и мы прогнозируем, что завтра нам скажут об особых условиях в Уэльсе, Бирмингеме, Лондоне и других местах, чтобы оправдать то же самое». «Новый поворот — угроза сорокалетней работе» ^[28]

Этот анализ был на сто процентов верным. Продолжая отрицать любое намерение порвать с лейбористами, они хитро двигались к этому неизбежному выводу, как мы видим из этого утверждения:

«Хотя шотландский поворот произошел из-за особых условий в Шотландии, сейчас необходимо признать, что подобные условия (…) существуют по всей Британии». Постановление ЦК от ноября 1992 г.^[29]

Вскоре они обнаружили, что «подобные условия» существуют не только по всей Британии, но и по всему миру. Как и предсказывал Тед, шотландский поворот вскоре стал британским. В остальной части Британии последовали примеру, приняв название «Социалистической партии Англии и Уэльса», чтобы продемонстрировать свою индивидуальность относительно Шотландии (хотя чем именно Уэльс должен отличаться от Шотландии, остается загадкой).

То, что должно было быть небольшим локальным «маневром», продиктованным исключительно особыми условиями к северу от Андрианова вала, теперь стало универсальным принципом, применимым ко всему земному шару.

Они не сразу почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы разорвать все связи с лейбористами. В Уолтоне они выступали независимо как «Настоящие лейбористы». В Шотландии они создали Scottish Militant Labor. Но эта переходная стадия не была ни рыбой, ни мясом. Таким образом, они неизбежно пришли к созданию отдельной, политически автономной шотландской партии, якобы выступающей от имени шотландского рабочего класса.

Это вскоре стало очевидным, когда в 1998 году Scottish Militant Labor был преобразован в Шотландскую социалистическую партию и принял программу «независимой социалистической Шотландии». Эта инициатива в Шотландии была попыткой подражать более раннему отколу от Лейбористской партии в 1976 году, когда Джон Силларс и Робертсон создали злополучную Шотландскую лейбористскую партию. Мы осудили этот раскол в то время, но они предпочли забыть об этом.

Приспособление к национализму

Шотландский поворот должен был стать ответом на рост национализма в Шотландии. Он состоял в создании независимой партии под названием Scottish Militant labor. Предполагалось, что это должно было нивелировать опасность шотландского национализма. Фактически, хотя они категорически отрицали это, лидеры группы большинства склонялись к приспособлению к национализму. Вскоре после нашего изгнания Тед Грант написал публичный документ под названием «Шотландия: социализм или национализм», где мы видим:

«Попытка создать отколовшееся «независимое» движение в форме SML — это авантюра, обреченная на провал, и она не будет иметь желаемого эффекта предотвращения роста националистических настроений среди молодежи и рабочих. Напротив, тот тип аргументов, которые выдвигаются в настоящее время этими товарищами, которые фактически потворствуют националистическим предрассудкам, будет иметь противоположный эффект». «Шотландия: социализм или национализм?», Март 1992 г.^[30]

Правда была в том, что лидеры большинства в Шотландии были впечатлены успехом буржуазной ШНП и были склонны приспосабливаться к националистическим предрассудкам. Однако они настойчиво это отрицали:

«Ни в коем случае мы не адаптировали нашу программу под позиции ШНП или либералов. Бывшее меньшинство не может дать никаких обоснований подобным утверждениям. Им достаточно просто выкрикнуть «народный фронт». К счастью, товарищей не так легко обмануть». Ответ Исполкома бывшему меньшинству, 10 февраля 1993 г.^[31]

Но факты — упрямая вещь. Хотя Таафф и лидеры большинства отрицали свое потворство национализму, мы можем видеть, как все реально обернулось. Алан МакКомбс и Томми Шеридан, главные лидеры SML, все больше склонялись к национализму. Это стало еще более явным и еще более катастрофическим с преобразованием SML в Шотландскую Социалистическую партию (SSP). К концу 2000 года МакКомбс и Шеридан публично порвали с Тааффом и КРИ и забрали SSP вместе с подавляющим большинством его членов. Таафф остался с крошечной группой сторонников, базирующейся в основном в Данди.

Первоначально SSP имела влияние. Учитывая растущее разочарование в правительстве Блэра, они смогли на некоторое время оседлать настроения части левых лейбористов и выиграть шесть мест в шотландском парламенте и места двух советников в мае 2003 года.

По иронии судьбы, этот успех подтолкнул их дальше в направлении шотландского национализма. Лидеры SSP стали величайшими сторонниками независимости. Томми Шеридан и Алан МакКомбс написали книгу под названием «Представьте себе», которую они опубликовали вскоре после разрыва с КРИ, и в которой рассказывается, в какой степени они уже отказались от марксизма:

«Социалисты должны быть готовы поддержать такой шаг [независимость] даже на несоциалистической основе, продвигаемой ШНП». «Представьте себе: социалистическое видение 21-го века», стр. 183-184. ^{^[32]}

«В Шотландии уже существуют материальные основы для процветающей социалистической демократии (…) У нас в изобилии имеется земля, вода, рыба, лес, нефть, газ и электричество. У нас умеренный климат, где почти неизвестны наводнения, засухи и ураганы». «Представьте себе: социалистическое видение 21-го века», стр. 189.^[33]

Политика SML и SSP представляла собой отказ от всего, что мы отстаивали в прошлом. Они повторяли ошибку Джона Маклина, который выдвинул идею об отдельной Шотландской рабочей республике. Ошибка Маклина возникла также из-за разочарования и неуверенности в воинственности рабочих в остальной части Британии, но в течение нескольких лет вся Британия была потрясена всеобщей забастовкой в 1926 году.

Оппортунизм лидеров SSP проявился еще больше, когда в 2004 году Алан МакКомбс зашел так далеко, что объявил о приоритетности ШНП, поддержав ее «левого» кандидата.

«Победа Розанны Каннингем или Алекса Нила — оба способные и харизматичные фигуры — будет иметь эффект в виде возрождения интереса к политике в целом. Это помогло бы сместить идеологический центр тяжести в Шотландии дальше влево и в то же время усилить поддержку независимости. Все это создаст более политизированный климат, благоприятный как для SNP, так и для SSP». «Перспективы SNP», газета Scottish Socialist Voice, 2 июля 2004 г. ^[34]

Далее лидеры SSP предложили учредить «блок за независимость» — блок между SSP, SNP и зелеными. Они стали ярыми сторонниками независимости. Самый верный путь к независимости, — заявил Маккомбс, — это быстрый и широкий путь к политическому блоку за независимость, включающий объединенный фронт ШНП, ШСП, зеленых и других сил, выступающих за независимость Scottish Socialist Voice, 5 марта, 2006 г.^[35]

Здесь предлагается не единый фронт рабочих организаций, а народный фронт националистической направленности, включая буржуазную ШНП. В нем нет и атома классового содержания. Как SNP должна была принять идею «независимой социалистической Шотландии» является загадкой. Понятно, что слово «социалистическая» в лозунге SSP предназначалось исключительно для декоративных целей.

Тед объяснял ранее:

«Нельзя бороться с национализмом, потворствуя националистам и сепаратистским предрассудкам. (…) Запуск SML — это авантюра. Товарищам не хватает чувства меры и они повторяют опыт сектантских групп на задворках рабочего движения. Это закончится катастрофой». Шотландия: социализм или национализм, март 1992 г.^[36]

Последующие события, с развитием и крахом SSP, показали, что это на сто процентов верно.

Ранние успехи SSP породили внутри большие надежды. Ее лидеры парили в облаках. Вскоре они пришли к выводу, что им больше не нужно лондонское начальство и откололись. Мощной шотландской организации, которую построила «Милитант», больше не было. Таафф остался в Шотландии практически ни с чем.

К 2007 году, однако, первоначальные достижения SSP были потеряны, а партия распалась. Нелегко это говорить, но настало время напомнить товарищам из SSP, что в строительстве революционной партии нет простых коротких путей.

С самого начала предприятие было обречено. Потворствовать шотландскому национализму было полным разрывом с марксистским подходом к национальному вопросу, который, защищая право на национальное самоопределение, подчеркивает и борется за международное и межэтническое единство рабочего класса. Даже если бы кто-то согласился с необходимостью открытой партии, как это сделал Тед в конкретных условиях Второй мировой войны с РКП, он должен был бы стоять под четким революционным марксистским и интернационалистским знаменем. В противном случае не было бы никаких оснований для существования. Кроме того, он столкнулся бы с рабочим движением и предложил бы единый фронт против тори, либералов и националистов на основе социалистической программы. Но SSP такого не делала. Она стояла на чисто реформистской платформе с фатальной примесью шотландского национализма. Другими словами, она пыталась бороться с SNP, рядясь в ее же одежду.

Попытка сломить политическое господство Лейбористской партии и даже создать мощную более левую партию закончилась позорной неудачей. Влияние лейбористов не пострадало; и ничего не было сделано для борьбы с национализмом. Напротив, распространяя националистические иллюзии в слоях передовых рабочих и молодежи, они просто способствовали еще большему успеху шотландских националистов.

Кризис

В истории марксистского движения часто случается, что происходят расколы, которые, казалось, не имеют явной политической основы. Но на самом деле всегда есть политическая основа. Классическим примером был раскол между Лениным и Мартовым в 1903 году. Этот раскол в конечном итоге привел к созданию двух основных тенденций в русском рабочем движении: большевизма и меньшевизма.

Трудно выявить какие-то явные политические разногласия при прочтении протоколов II Съезда РСДРП. Различия были фактически неявными и заключались в противоречиях между «жесткими» и «мягкими». Реальные политические разногласия появились только через несколько месяцев после раскола.

Но раскол в «Милитант» имел под собой реальные политические основания. Большинство было одержимо стремлением подтолкнуть тенденцию на ультралевый путь. В руководстве Тед, Роб Сьюэлл и я были категорически против этого ультралевого «поворота». Гегель отметил, что необходимость проявляет себя через случайность. За несколько месяцев до уолтонского дела в международном руководстве разгорелся ожесточенный спор. Непосредственное столкновение произошло не сразу по вопросу о «повороте», а по, казалось бы, незначительному вопросу: список выступающих на международной конференции. Казалось бы, совершенно случайный вопрос.

Питер Таафф был очень осторожным человеком и не стремился спровоцировать открытый разрыв с Тедом и мной, исход которого был бы неопределенным. Но его протеже, наши «младотурки», все время давили. Они были жадны до престижа и безрассудны по поводу последствий. Как всякие мелкие буржуа, они ставят свои личные интересы выше интересов класса и партии.

Воспользовавшись моим отсутствием (я был в Мексике), они выдвинули список докладчиков для международной школы, все из которых были отобраны из клики Тааффа в Великобритании. Ни один из них не был избранным членом международного секретариата или даже исполкома. Помимо того факта, что это было полным нарушением принятой процедуры, предложенные ораторы были выбраны не за их политические способности (которые в лучшем случае были ограниченными), а исключительно за их преданность генеральному секретарю. Это была явная попытка со стороны руководящей клики в Британии взять под контроль Интернационал.

Тед усиленно возражал, но был задвинут ими. Когда я вернулся в Лондон, я сразу позвонил Теду, чтобы узнать, что случилось. Когда я услышал его голос, то был шокирован. Он звучал измученным и очень низким. Он сказал: «Алан, ты совершаешь большую ошибку. В руководстве есть клика и Таафф возглавляет ее». Я попросил его прийти и увидеться со мной, что он и сделал немедленно.

Он рассказал мне о манипуляциях по списку ораторов, и я согласился, что это неприемлемо и что я подниму вопрос на следующем заседании международного секретариата. Это вызвало цепочку событий, которых ни я, ни Тед не ожидали. Я подготовил то, что, по моему мнению, было разумным и взвешенным документом, чтобы передать его в Международный Секретариат. Но прежде чем я успел что-то сказать, Таафф напал на меня. С его стороны не было намерения вести рациональные дебаты. Цель состояла в том, чтобы запугать и сокрушить нас. Конечно, эффект был противоположный. Руководящая группа была готова пойти на все, потому что чувствовала угрозу. Они должны были действовать быстро, принимать защитные меры, а, как мы знаем, лучшая защита — это нападение.

Поскольку руководящая группа не обладала необходимым политическим арсеналом, чтобы противостоять какой-либо оппозиции в честной борьбе, они использовали вес аппарата, освобожденных работников, клевету, сплетни и очернения, чтобы попытаться измотать и выдавить нас. Была создана истеричная атмосфера охоты на ведьм. В отличие от них, Тед никогда не прибегал к использованию аппарата и административных мер для разрешения внутренних конфликтов. Он опирался на силу идей. Это был метод, которому он обучил нас. Методы, использованные в этом конфликте, были совершенно чужды нашим традициям.

Нашей первой реакцией было поднять вопрос о существовании клики во главе организации и осудить нездоровый внутренний режим, который поощрялся ими. Но была проблема. Хотя существование клики было фактом, это было почти невозможно доказать. Для большинства товарищей это стало шоком и этот факт цинично использовался Тааффом и К°, чтобы создать истерическую атмосферу внутри организации. Таафф быстро созвал ЦК, чтобы атаковать и изолировать Теда и меня. Большинство товарищей в британской организации и в Интернационале поначалу не могли понять, что происходит. Только с появлением политических вопросов (Уолтон и т.д.) и проявлением поведения большинства, вопрос внутреннего режима стал ясен.

Старый трюк — описать оппозицию как людей, которые хотят разрушить организацию и призвать партию «объединиться» против предполагаемой «внешней угрозы». Они играли на чувстве верности товарищей. За годы борьбы товарищи были психологически подготовлены защищать организацию от лейбористской бюрократии, и руководство цинично использовало это естественное желание товарищей объединиться «для защиты организации».

Тед, Роб, Ана и я посвятили всю свою жизнь созданию этой организации, но мы были представлены не как товарищи с аргументами, на которые нужно было отвечать, а как враги, которых нужно уничтожить. Они немедленно мобилизовали всю силу аппарата, чтобы сделать именно это. Распространялись слухи, что Тед и Алан «сошли с ума» и «нападают на организацию».

«Это хилизм!»

Сразу после первоначального столкновения Таафф созвал экстренное совещание региональных секретарей (подкомитета ЦК), где мы с Тедом должны были «предстать перед судом». Мы вдвоем ждали, когда нас вызовут. В конце концов, Рэй Эпс пришел с мрачным лицом, и мы оба встали. «Не ты», — рявкнул на меня Рэй. Они хотели взгреть Теда — 78-летнего человека — поодиночке. Через некоторое время Тед вернулся, выглядя очень уставшим. «Как все прошло?» — спросил я. «Они устроили мне допрос третей степени», — сказал он, отсылая к полицейским методам.

Когда подошла моя очередь, я сказал им: «Товарищи, я сделаю все возможное, чтобы убедить вас в правильности моей позиции. Но я говорю вам сейчас, что, если я не смогу убедить ни одного из вас, если я останусь один меньшинстве, то доведу это дело до конца». Это вызвало определенный испуг, но, как я и предполагал, они не передумали. Однако, когда я вспоминаю о людях сидевших за тем столом, то понимаю, что большинство из них позже либо ушли из политики, либо были изгнаны, либо сами отделились от Тааффа. Сейчас от них мало что осталось.

Руководящая клика использовала все мыслимые методы, чтобы запугать и деморализовать нас. Когда мы пришли в центр утром на работу, нас встретила стена молчания. Никто не сказал нам ни слова. Затем они решили заставить нас открыть наши сумки и провели обыск, прежде чем мы смогли покинуть помещение. Другими словами, мы должны были быть подвергнуты систематическому бойкоту или, как говорили, «быть отправлены в Ковентри».

Должно быть, они думали, что это запугивание сломит нашу волю. Если так, то они совершили ошибку. Я помню одно заседание Исполкома, когда Линн Уолш, один из главных громил, начал истерическую атаку против Теда. Все годы фрустрации, зависти и обиды вылились в поток желчи. Однако все пошло не по плану. Когда Линн был на пике заведенности, Тед внезапно встал и направился к двери. «Куда ты идешь?», — спросила буйный оратор. «По делу. Мне нужно пойти в туалет», — невинно ответил Тед, и воздушный шар ораторского задора сдулся, словно от укола иглой.

Самая жестокая кампания велась против Роба Сьюэлла. Таафф был особенно зол на него, потому что Роб отвечал за организационный отдел, который Таафф считал своим личным владением. В своей работе Роб играл центральную роль, и Тааффу очень хотелось, чтобы он встал на его сторону. Организационный отдел был первоначально создан в 1982 году для борьбы с охотой на ведьм, но развивался и стал ответственным за целый ряд направлений: кампанию против охоты на ведьм и чисток, вербовку, работу с активом, работу в Лейбористской партии и организацию конференций, парламентскую работу, общенациональные ежегодные митинги, работу с прессой.

Роб, как национальный организатор, также сыграл важную роль в кампании против полл-такс. Он был автором двух проданных тысячами экземпляров национальных брошюр против налога, выпущенных Тенденцией: «Битва против полл-такс» и «Мы не будем платить». Он был ответственным за организацию акции протеста в Лондоне в марте 1990 года, насчитывавшей 250000 участников. Таафф надеялся, что Роб присоединится к его лагерю, и был в ярости, когда тот немедленно перешел на сторону меньшинства.

Роб переживал чрезвычайно сложный период из-за опасений по поводу здоровья своего недавно родившегося сына. Несмотря на это, на него оказывалось сильное давление. В то время каждое заседание ЦК становилось оруэлловской двухминуткой ненависти. На одном из заседаний ЦК была особенно злая сессия на тему поведения Роба Сьюэлла. Но Роб не смог присутствовать, так как ЦК откладывался до позднего часа и у него возникли трудности с присмотром за детьми. Это не остановило их.

Один за другим верные Тааффу члены ЦК встали, чтобы воткнуть нож. Но на этот раз они получили больше, чем ожидали. Тед поднял руку, чтобы говорить. Его речь была короткой и ее последствия были разрушительными: «Я видел все это раньше! — закричал он. — Это сталинизм! Это зиновьевство! Это хилизм!». Он сказал членам ЦК, что при внедрении подобных идей и методов работы, большой офисный центр, печатный станок и штатный аппарат «превратятся в пыль». Он закончил в гробовой тишине.

Переворот в России

Хотя они были объединены в своей ненависти к Теду (другого слова не подобрать), лидеры фракции большинства мучительно осознавали его огромное теоретическое превосходство. Это довольно забавно проявилось поздним летом 1991 года, когда фракция старой советской бюрократии попыталась провести государственный переворот в Москве. Эта новость свалилась как бомба. В центре была спешно созвана встреча ведущих товарищей, в том числе из Интернационала. Цель состояла в том, чтобы определить наше отношение к событиям в России и линию, которой будет придерживаться газета. Несмотря на все, что они говорили о Теде, именно от него они ожидали каких-то идей. Все смотрели на Теда, который очень нехарактерно сидел, молча глядя в окно.

После неловкого молчания Джон Трон сказал: «Ты что, ничего не скажешь, Тед?» «О чем?» «Что ты думаешь о перевороте в России?» Тед махнул руками: «Ну, дело в том, товарищи, что я не очень хорошо себя чувствую в последнее время, и я немного устал сегодня утром. Но в любом случае, что вы сами думаете об этом?» В комнате зашевелились и кто-то пробормотал: «Тед бастует!» Излишне говорить, что последовавшая «дискуссия» была просто кучей пустых банальностей, а Тед наблюдал за этим с очевидным удовлетворением.

Без направляющей руки Теда Гранта руководство сразу оказалось дезориентировано. Как и следовало ожидать, резолюция была совершенно неверной. В заголовке первой полосы газеты было написано «Власть народа» по отношению к сторонникам Ельцина. Другими словами, они просто повторяли слова буржуазной прессы. Это было фактической поддержкой Ельцина и сил капиталистической контрреволюции.

Раскол показал, насколько беспомощны были эти люди, когда речь шла о выработке политической линии по любому вопросу. События в России показали это очень четко. Они допустили «небольшую ошибку», перепутав революцию с контрреволюцией. Мы доказали это многочисленными цитатами из газеты в документе под названием «Правда о перевороте». Чтобы прикрыть себя, они распространяют сказочную историю о том, что мы с Тедом поддержали сталинистский переворот. Это была ложь. Фактически невозможно было оказать поддержку ни одной из сторон в этой борьбе. Это была борьба змей против крокодилов.

Еще хуже была позиция, которую они позже заняли по Югославии. Распад Югославии был преступным деянием, которое не отвечало интересам ни одного из народов этой страны. Фактически это был результат махинаций германского империализма, который после объединения Германии и распада СССР стремился доминировать на Балканах и в Восточной Европе.

Как и следовало ожидать, каждая из самозваных троцкистских сект немедленно встала на поддержку кровавой гражданской войны и последовала за той или иной реакционной буржуазно-националистической кликой, сформировавшейся вокруг бывшей титовской бюрократии в Хорватии, Словении, Сербии, Боснии, Македонии и Косово. Это было преступление против Югославии и полный отказ от классового подхода.

Ленин защищал право на самоопределение, но, как и Маркс, он никогда не возводил его в абсолют. Он всегда подчинял общим интересам пролетариата и классовой борьбы на международном уровне. Поддерживаем ли мы право на самоопределение в конкретном случае, зависит от того, будет ли оно способствовать или препятствовать борьбе за международный социализм.

В этом конкретном случае распад Югославии был полностью реакционным и повредил делу социализма, посеяв ненависть между народами, которые раньше жили и счастливо работали вместе. Это было в интересах разных жадных и хищных правящих групп. Преступные войны, с помощью которых была достигнута эта цель, пробудили всех старых демонов, которых большинство людей считали исчезнувшими. Резня, погромы, массовые изнасилования, расизм и фашизм превратили Югославию в ад на земле.

Все, что произошло впоследствии — это проникновение германского и американского империализма на Балканы, обогащение правящих групп и обнищание масс. И все же люди, которые называли себя левыми и даже троцкистами, считали что все это оправдано правом «самоопределения». Какой отвратительный фарс! Тааффисты допустили ту же ошибку. Они с энтузиазмом поддержали дело так называемого «самоопределения».

Во время дебатов в Мадриде, с Тедом и мной с одной стороны, и Питером Тааффом и Тони Сонуа — с другой, один сторонник большинства пытался перебить Теда, крича: «Какова ваша позиция по самоопределению для Хорватии?» На этот перл Тед ответил: «Вы имеете в виду: поддерживаем ли мы четников или усташей?» То есть: мы поддерживаем сербских фашистов или хорватских фашистов? Это был очень хороший ответ.

«Бороться вновь и вновь!»

Вскоре после начала конфликта несколько человек встретились в моей квартире в Бермондси. Со своим обычным оптимизмом Тед сказал: «Что ж, мы будем бороться вновь и вновь. Если потребуется — два или три года. Мы выиграем большинство». Я сказал: «Тед, ты ошибаешься. У нас нет двух или трех лет. Мы будем изгнаны к Рождеству». «Ты так думаешь?» — спросил он. «Я знаю это», — ответил я. По тому, как они вели себя, было ясно, что они полны решимости избавиться от нас. Они не могли допустить серьезных политических дебатов. Мои расчеты относительно сроков нашего выдворения были неверны всего на один месяц.

Фракция большинства стремилась изгнать нас как можно скорее, чтобы предотвратить проникновение дискуссии в ряды сторонников в Британии и на международном уровне. Они подстроили дискуссию в Интернационале, придумав правило (которое нигде не было записано), согласно которому только члены международного секретариата могут защищать позицию и большинства, и меньшинства. Поскольку только Тед и я поддерживали меньшинство на МС, а Тед был не в лучшем состоянии, это было совершенно невозможно. Большинство преодолело это небольшое затруднение очень легко. Сторонники большинства также представят идеи меньшинства! Эта абсурдная пантомима проводилась в нескольких частях Британии и даже в Интернационале. В то же время центр распорядился услугами около 200 освобожденных работников, чтобы «представить позицию» большинства.

Отдел грязных трюков работал сверхурочно. Были распространены всевозможные слухи: все были проинформированы о том, что «у Теда Гранта старческий маразм». Этот слух начал распространяться задолго до того. У Линна Уолша были книги о деменции на полках в его кабинете. Кажется, они были его любимым чтением перед сном. Что касается авторов другого слуха, то они показали действительно замечательные изобретательские способности. Из третьих уст я узнал, что мне предложили хорошо оплачиваемую академическую работу в испанском университете, и что я планировал отказаться от политики (я все еще пытаюсь выяснить, какой именно это университет). Говорили также, что Роб Сьюэлл планирует отказаться от политической работы и перебраться жить в Шотландcкий Хайленд.

Я помню удивление Теда по поводу маневров и интриг Тааффа. С выражением полной растерянности он сказал: «У него больше уловок, чем у обезьяны в коробке! Я не понимаю этого. Он видимо проводит все свое время, придумывая интриги. Видимо, он думает, что это и есть революционная политика. Это говорит о том, что он всего лишь провинциальный политик».

Они провели специальную конференцию, чтобы победить оппозицию подавляющим большинством. Они всегда были одержимы идеей «большого большинства», как будто это решало, являются ли идеи правильными или неправильными. Это верный признак психологии, чуждой марксизму и ленинизму. Она представляет собой трусливый менталитет бюрократа, который всегда хочет быть на стороне победителя и стремится скрыть свою политическую слабость за идеей, что большинство всегда право.

В конце своей жизни Энгельс писал: «Мы с Марксом были в меньшинстве всю нашу жизнь, и мы гордились тем, что были в меньшинстве». Вот подлинный голос марксизма! Вернувшись в Россию в 1917 году после Февральской революции, Ленин сказал: Я слышал, что в России наблюдается тенденция к примиренчеству. Примирение с оборонцами — это предательство социализма. Я считаю что лучше остаться в одиночестве, как Либкнехт — одному против ста десяти«История русской революции», Том первый, Глава 15, « Ленин и большевики».^[37]

Напомним, что до апрельской конференции 1917 года Ленин был в меньшинстве в руководстве большевистской партии. Его апрельские тезисы были опубликованы в «Правде» под его собственной подписью. И давайте вспомним, что Троцкий должен был бороться в меньшинстве, чтобы защитить подлинные октябрьские традиции от сталинской бюрократии. Нет! Не марксисты, а предатели марксизма всегда стремятся быть с «большим большинством».

За несколько месяцев до финальной конференции Тед сделал очень проницательный и невероятно точный прогноз того, что произойдет. Он сказал: «Все будет состоять из четырех этапов: 1) „коллективное руководство“; 2) появление лидера, 3) изгнание оппозиции; 4) уничтожение организации». Это оказалось правильным во всех деталях.

Я заметил, что делегаты Конференции подразделялись на три широкие категории. Во-первых, были те, кого мы называли «главными бандитами», в основном это освобожденные работники, демонстрировавшие свою «лояльность» резкими обвинениями в сторону оппозиции. Это были безнадежные элементы. Во-вторых, был слой сырых молодых людей, которые были совершенно необразованными в марксизме. Было ясно, что они не понимали, что происходит и голосовали так, как указали им освобожденные работники. Большинство из них вскоре покинули организацию и бросили политическую учебу. Подавляющее большинство тех, кто проголосовал за то, чтобы изгнать нас, даже на уровне руководства, сейчас вообще не участвуют в политике.

Наконец, и самое главное, было множество более старых, более опытных товарищей, многие из которых были профсоюзными активистами с большим опытом рабочего движения. Они явно были недовольны всей работой и больше сочувствовал нашим идеям. Но вес аппарата, неуместное чувство лояльности и страх перед расколом заставили их проголосовать за большинство.

В конце концов Таафф получил свое «большое большинство». Все это было фарсом. На фальсифицированной октябрьской конференции в Бридлингтоне около 93% проголосовали за большинство — цифра, которой Сталин гордился бы. Те, кто был ответственен за этот преступный акт безумия, пытались замаскировать его как маленький тактический маневр, «обходной путь», на который Тед со своим обычным чувством юмора ответил: «Да, объезд через утес». Фракция большинства утверждала, что как только мы порвем с Лейбористской партией, «мы будем расти как на дрожжах». Случилось обратное.

Изгнание из «Милитант»

Взаимоотношения становились все хуже и хуже. В конце ноября Роб был вынужден пойти на заседание ЦК, так как Тед был болен, а меня не было. Все обернулось травлей. Сначала «ЦК» не допустил его на собрание на том основании, что проходило собрание исключительно ЦК «большинства организации». Разобравшись со всеми делами и приняв решения, они пригласили Роба. Там он подвергся порицаниям и оскорблениям со стороны всех. Таафф объявил, что «бойкот меньшинства означает раскол». Против Роба были подняты показатели посещаемости им офиса, его недостаточное сотрудничество, его «саботаж», «недопустимое поведение», «ужасные отчеты», «организационная некомпетентность», его «скандальное» голосование против методов вербовки, и так далее.

Затем собрание приняло резолюцию, предложенную Реем Эппсом: «ЦК делает выговор Робу Сьюэллу за то, что он не выполнил свои обязанности и поставил фракционную деятельность над интересами Тенденции». Затем от него потребовали уйти в отставку, что он отказался сделать.

Теперь Теду было ясно, что его исключат: «Секты всегда изгоняют лидера», — объяснил он. Реализация этого предсказания не заняла много времени.

День нашего изгнания из «Милитант» в январе 1992 года был настоящим цирком. Ана, Тед, Роб и я поехали в центр на Хепскотт-роуд, где фарс начался еще до того, как мы вышли на парковку. Мы долго ждали, пока человек на стойке регистрации соизволил открыть ворота. Возможно, они думали, что мы несем бомбу! Наконец, мы были допущены в крошечный вестибюль, где проверялись все, кто входил в здание. Там мы ждали чтобы узнать нашу судьбу. Единственной компанией, которую мы имели, были растения в горшках, которые Ана время от времени поливала. Через некоторое время мы увидели какое-то движение по лестнице, которое двигалось в направлении комнаты Исполкома.

Пантомима продолжалась. Внезапно через большую стеклянную панель мы увидели, как товарищи из Исполнительного комитета шагали по ступеням, словно хорошо заведенные автоматы вниз по лестнице. Они шли с мрачными лицами и смотрели прямо перед собой. Генеральный секретарь шел последним. В конце концов это торжественное шествие остановилось у подножия лестницы. Резкий жест Генерального секретаря, и дверь, которая была плотно закрыта, распахнулась, как по волшебству. Какая власть! Я был впечатлен.

Но мое первоначальное благоговение сразу превратилось в неверие. Цель открытия двери состояла не в том, чтобы, как я глупо думал, нас впустить, а в том, чтобы выпустить товарищей из Исполнительного комитета. Один за другим торжественное шествие устремлялось в крошечный вестибюль (точнее, выдавливалось, потому что там не было места всем нам и цветочным горшкам одновременно). Без лишних слов Линн Уолш начал читать подготовленный сценарий на листе бумаги. Это был уже перебор. Я перебил его: «Либо вы откроете эту дверь, и у нас будет надлежащая встреча в помещении, либо мы уходим прямо сейчас!». Товарищи из Исполнительного комитета, похоже, не были готовы к этим неожиданным затруднениям. Было неловкое молчание. Кто-то, я думаю, что это был Кит Дикинсон, всегда стремившийся быть полезным, сказал: «Почему мы не можем провести встречу здесь?» Затем Тед со своим обычным изысканным чувством момента громко сказал: «Мне нужно в туалет! Я хочу отлить!»

Еще одно внезапное и резкое изменение ситуации! Товарищи из Исполкома посмотрели на генерального секретаря. На мгновение он заколебался, словно Наполеон тщательно взвешивал свою следующую команду в битве при Ватерлоо. Затем он махнул рукой: «Впусти его», — пробормотал он. Это был его не самый славный момент. Дверь снова открылась, как по волшебству, и Тед исчез в направлении ближайшего доступного туалета. Был еще один момент неловкой тишины.

Я посмотрел на Питера Тааффа и подумал о всех тех годах, когда мы вместе работали над созданием организации. Затем он указал на Роба и сказал: «Ну, вот и новый Генеральный секретарь». Возможно, это замечание было предназначено, чтобы скрыть его смущение или разрядить атмосферу, которую можно было резать ножом. Но явная мелочность этого комментария вызвала во мне глубокое чувство негодования. Таким образом, жалкие амбиции одного человека, глупая одержимость пустой должностью, были достаточной причиной, чтобы сорвать сорокалетнюю работу.

Я повернулся к Тааффу и сказал: «Знаешь, Питер, я всегда думал, что ты большой человек. Но теперь я вижу, что ты мелкий человек. Очень мелкий человек». Генеральный секретарь, явно растерянный, посмотрел в другую сторону и ничего не ответил. Остальную часть этой жалкой шарады вряд ли стоит вспоминать. Мы были, наконец, допущены в помещение Исполкома и после краткого обмена мнениями были прочитаны «обвинения» и нас исключили. Эта встреча была совершенно неактуальной, поскольку реальное решение избавиться от нас было принято примерно двенадцатью месяцами ранее.

Мы покинули это печальное здание, его Генерального секретаря и товарищей из Исполнительного комитета. Без сожалений, скорее с чувством облегчения, словно человек, проснувшийся после дурного сна. Мы перевернули страницу и теперь могли начать сначала.

[1] От французского parvenu. Обычно используется для уничижительного обозначения бывшего представителя низших слоев общества, стремительно сделавшего карьеру или крупное денежное состояние за счет наиболее скверных свойств характера, торгашества, уловок и т.д. Обычно, такой тип характеризуется сочетанием безудержного стремления к индивидуальному накоплению и довольно низким уровнем культуры, образования, чувства меры и вкуса. Вобщем, парвеню может по факту принадлежать к высшему слою классового общество, но сохранять наиболее скверные социо-культурные черты низших слоев. Так же, этот термин часто применяется к представителям первого и второго поколения так называемого «среднего класса», которые еще не успели вполне адаптировать собственные культурные характеристики к стандартам старого поколения высших общественных слоев. (Прим. переводчика).

[2] Те самые солдаты в забавных шапках, несущие караул у Букингемского дворца, столь популярные среди туристов в Лондоне. (Прим. переводчика)

[3] Национал-социалистическая Немецкая Рабочая Партия.

[4] Кинноку.

[5] Тони Блэр.

[6] MIR — «Международное обозрение Милитант»

[7] «Комсомол» Лейбористской партии.

[8 ]Broad Left Organising Committee — Широкий левый оргкомитет

[9] Poll Tax (полл-такс) — подушный налог на проживающих на жилплощади введенный правительством Маргарет Тетчер. Если прежняя ставка налога рассчитывалась исходя из метража жилплощади, то теперь она рассчитывалась на каждого человека проживающего на ней независимо от метража. Это означало, что основное бремя жилищных налогов перекладывалось на беднейшие многодетные семьи.

[10] Район Лондона в северо-восточной части города.

[11] Резолюция «Милитант» по Уолтону (§ 6)

[12] Резолюция «Милитант» по Уолтону (§ 7)

[13] Резолюция «Милитант» по Уолтону

[14] Из статьи Лесли Махмуд в Militant 5 июля 1991 г.

[15] Резолюция меньшинства в ЦК «Милитант»

[16] Резолюция большинства по Уолтону, июль 1991 г., §11

[17] Резолюция большинства по Уолтону, июль 1991 г., §12

[18] Nationalism, Scotland and the Marxist approach, May 1992, pp. 13-14.

[19] Питер Таафф, «Подлинная история «Милитант»: ответ Теду Гранту и Робу Сьюэллу, октябрь 2002 г.

[20] Шотландия — Перспективы и задачи, 1991

[21] Шотландская Национальная Партия.

[22] Тед Грант, «Новый поворот — угроза сорокалетней работе»

[23] Ответ Исполкома бывшему меньшинству, 10 февраля 1993 г.

[24] Ответ Исполкома бывшему меньшинству, 10 февраля 1993 г.

[25] «Шотландия: перспективы и задачи», 1991

[26] Ответ Исполкома бывшему меньшинству, 10 февраля 1993 г.

[27] Шекспир, Гамлет, Акт III, сцена II

[28] Тед Грант, «Новый поворот — угроза сорокалетней работе»

[29] Постановление ЦК от ноября 1992 г.

[30] Тед Грант, «Шотландия: социализм или национализм?», Март 1992 г.

[31] Ответ Исполкома бывшему меньшинству, 10 февраля 1993 г.

[32] Шеридан, МакКомбс, «Представьте себе: социалистическое видение 21-го века», стр. 183-184.

[33] Шеридан, МакКомбс, «Представьте себе: социалистическое видение 21-го века», стр. 189.

[34] МакКомбс, «Перспективы SNP», газета Scottish Socialist Voice, 2 июля 2004 г.

[35] МакКомбс, Scottish Socialist Voice, 5 марта, 2006 г.

[36] Тед Грант, Шотландия: социализм или национализм, март 1992 г.

[37] Л. Д. Троцкий, «История русской революции», Том первый, Глава 15, « Ленин и большевики»